Читаем Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников полностью

предпочтены частные пансионы. Наконец подготовление братьев было окончено, и они поступили в пансион Леонтия Ивановича Чермака {13} с начала учебного

курса, в 1834 году.

Поступление старших братьев и сестер в пансионы и распоряжения насчет

моего обучения и приготовления.

Наши литературные вечера с родителями. Литературные наклонности

старших братьев

53

В это же время и сестра Варенька была отдана родителями в пансион, или

школу, при лютеранской церкви Петра и Павла. Школа эта, с давних времен

существовавшая, пользовалась в Москве заслуженною славою. Она находилась

возле самого дома дяди Александра Алексеевича Куманина, в

Козьмодемьяновском переулке, - это было причиною тому, что часто сестра не

приезжала по субботам в родительский дом, в особенности в зимние трескучие

морозы, а была брана тетушкою Александрою Федоровною к себе на дом. Братья

тоже были отданы к Чермаку на полный пансион и приезжали домой только по

субботам к обеду, а в понедельник утром уезжали опять на целую неделю.

Следовательно, дома из старших подростков оставался только я.

Относительно меня папенька сделал следующие распоряжения. Он

поручил старшим братьям и сестре заведовать моим обучением и задавать на

целую неделю Уроки, которые я и должен был сдавать в субботу. А в воскресенье

обязан был снова выслушивать объяснения братьев и сестры насчет заданий на

следующую неделю. Предметы были распределены следующим образом: брат

Миша взял на себя арифметику и географию; брат Федя - историю и русскую

грамматику, а сестра Варя - закон божий и языки французский и немецкий. С этих

пор моя жизнь в родительском доме пошла гораздо скучнее. В доме сделалось

гораздо тише, и я, понукаемый родителями, должен был по целым дням сидеть в

зале за книгою, хотя мысли иногда порхали далеко от книги! Мне был уже

десятый год, а сестре Верочке едва-едва шесть; следовательно, она не могла

сделаться моею товаркою, тем более что я привык иметь товарищами старших

себя. Зато весело было дожидаться субботы, и хотя день этот и был для меня днем

расплаты, днем экзаменов, но я мало страшился их, а помышлял только о том, что

целых полтора дня пробуду с братьями и сестрою. Учительские отношения ко мне

братьев и сестры нисколько не изменили наших братских, доселе

существовавших, отношений. В субботу с утра чувствовалось уже прибытие всей

семьи в родной кров. И родители делались несколько веселее, и к столу

прибавлялось кое-что лишнее, - одним словом, пахло чем-то праздничным. В этот

день и неизменяемый час обеда (то есть двенадцать часов) поневоле изменялся.

Покуда лошади поедут с Божедомки в Новую Басманную, покуда соберутся

братья, покуда приедут, проходило добрых полтора - два часа, так что обед

подавался в этот день к двум часам. За сестрой ездили большею частию по

вечерам, уже в сумерки. Но вот приехали братья, не успели поздороваться, как и

горячее уже на столе. Садимся обедать, и тут же, не удовлетворивши первому

аппетиту, братья начинают рассказывать овеем случившемся в продолжение

недели. Во-первых, отрапортуют правдиво о всех полученных в продолжение

недели по различным предметам баллах, а потом и начнутся рассказы про

учителей, про различные детские, а иногда и не совсем приличные шалости

товарищей. За рассказами и разговорами и обед в этот день продолжается гораздо

долее. Родители самодовольно слушали и молчали, давая высказаться приезжим.

Можно сказать, что откровенность в рассказах была полная! Вспоминаю, что отец

ни разу не давал наставлений сыновьям; при повествованиях о различных

шалостях, случавшихся в классе, отец только приговаривал: "Ишь ты шалун, ишь

разбойник, ишь негодяй", и т. п., смотря по степени шалости, но ни разу не

54

говорил: "Смотрите, не поступайте-де и вы так!" Этим давалось, кажется, знать, что отец и ожидать не может от них подобных шалостей.

Пообедав и поговорив еще несколько, отбирался с грехом пополам от

меня недельный отчет; и затем братья садились за свои ломберные столы и

предавались чтению; так же проходило и воскресенье. Помню только то, что я

редко видел, чтобы по субботам и воскресеньям братья занимались

приготовлением уроков и привозили с собою учебники. Зато книг для чтения

привозилось достаточно, так что братья постоянно проводили домашнее время за

чтением. Такие субботы повторялись еженедельно, а потому я не буду на них

долго останавливаться, тем более что за давностию лет и не могу припомнить

особо выдающихся суббот. Замечу лишь то, что в последние годы, то есть около

1836 года, братья с особенным воодушевлением рассказывали про своего учителя

русского языка {14}, он просто сделался их идолом, так как на каждом шагу был

ими вспоминаем. Вероятно, это был учитель не заурядный, а вроде нашего

почтенного отца дьякона. Братья отзывались об нем не только как об хорошем

учителе, но в некотором отношении как об джентльмене. Очень жаль, что я не

помню теперь его фамилии, но в мое пребывание у Чермака учителя этого, кажется, уже не было и в высших классах.

Выше я упомянул о семейных чтениях, происходивших в гостиной.

Чтения эти существовали, кажется, постоянно в кругу родителей. С тех пор как я

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии