Файл тм1 (СИ)

Я оценивал всё это и намечал для себя точки, через которые можно давить, направляя мир в нужное русло. Если аккуратно, никто даже не заметит. А если впереди вечная молодость, можно не торопиться, делая всё так, что странности заметит лишь другой бессмертный. И только если будет их искать. Действуя разумно и аккуратно, много чего можно натворить.

Следующий день я посветил практике вождения в переполненных городских воздушных потоках. Мне понравилось, весело. Правда, пару раз едва не разбился – лихачей в воздухе было не чуть не меньше, чем когда-то на земле. А уж когда за ними кидалась дорожная полиция, в обще, жесть. Через обе линии потоков, напролом, что лихач, что фараоны – кошмар и ужас. Я теперь понимал, почему по телевизору сокрушались об участившихся ДТП с участием дорожной полиции. Что граждане, что полицейские, за несколько лет прошедшие со дня появления летающих машин, ещё не успели, как следует научиться летать.

Ближе к вечеру, мне надоели воздушные гонки, и я предпочёл поездить по асфальту, может, из-за какой-то скрытой ностальгии, не знаю. Там теперь было хорошо. Почти пустые дороги, на которых крайне редко увидишь реактивное авто, в основном попадались старые, бензиновые машинки, давно снятые с производства. Скоро им придёт каюк – я видел по телевизору выступление какого-то политикана. Толстый лысый, но судя по очкам очень умный. Он пытался протолкнуть новый закон, обязывающий к закрытию все заправочные станции, продающие бензин. Попутно толкал закон о принудительном списании бензиновых авто.

Я припарковался возле большого супермаркета, почти в центре и больше часа сидел, глядя в окно машины. Смотрел на прохожих, витрины, дома, курил. Что-то было в этом: сидеть и смотреть на мир просто людей, которые никогда не видели, как твой товарищ ползёт по траве, а за ним волочатся его ноги, сцепленные с культяшками лишь тоненькой ниточкой жил. Люди, у которых нет в подвале ключа к тысячам миров и тысячам возможностей. Люди, у которых очень простая размеренная жизнь. Люди, которых не ждёт дома брат-дебил, отпускающие идиотские шутки с человекоподобными макаками…, а ещё блин полковник, командир спец отряда…

В общем, я сидел, смотрел, думал. Иногда вспоминал о своей такой же вот простой жизни. Она у меня была, когда-то. В то время, когда я работал на Коня, она тоже была такой, но лишь внешне. После армии я перестал быть одним из всех. Солдат может вернуться к размеренной гражданской жизни, но воин – никогда. А если попытается, будет как и я, каждый день тосковать, вкушать от горького пирога печали. Однажды он устанет от этого и попытается забыть, почему его снедает печаль. У кого-то получится, он забудет. Только вот тоска никуда не исчезнет. Воин по-прежнему будет страдать, просто перестанет понимать почему. Должен признать, тому, кто сумел забыть причины своих душевных мук, совсем немного, но всё же легче чем тому, кто помнит себя прежнего, помнит, кем он был и что оставил за спиной, променяв это на обычную простую жизнь. Нет, работая у Коня, я уже не был одним из всех. Скорее раненным боевым псом на привязи. На бои не выпустишь, вся эта грызня и кровь вроде позади и кормят вкусно и повязки часто меняют, а он сидит в своей будке и чувствует, что могут ведь обратно и не вернуть. Так и оставят на цепи. А ведь он больше ничего не умеет, только сражаться. Поначалу он полон счастья, он всем доволен – больше нет боли, ничьи зубы не разорвут твоё покрытое шрамами тело, но…

С каждым днём цепь становится всё тяжелее. Раны давно зажили, а про тебя никто уже не помнит. Будка становится почти родной, она будто врастает в тебя. Крепкие как сталь мышцы становятся мягче, на боках появляется жирок и твой тёплый уютный уголок, превращается в тюрьму, из которой нет выхода. Ведь ты всё ещё помнишь, каким ты был. Свирепая сила в твоей крови, но время идёт, сила тает, свирепость вытесняется тоской. Легче, если ты не понимаешь, что именно происходит с тобой. Если не понимаешь, просто констатируешь факт. Смиряешься…

Я был просто ещё одним парнем из сотен и тысяч самых обыкновенных людей, до армии, до того как одел солдатские сапоги. Вот когда моя жизнь была простой и понятной. Дальше всё только усложнялось из-за груза пережитого, из-за воспоминаний. Они, словно спичка поднесённая к разлитому на полу маслу, зажгли этот огонь в моей душе. И чем больше было новых событий, новых происшествий, добавлявших всё новые порции масла, тем ярче горел огонь. Да, душа воина, это огонь, горящий непрерывно и жарко. Если не подливать в него масла, он начнёт затухать, оставляя после себя лишь обугленный пол и воспоминания о том яростном, прекрасном в своей силе, огне, что бушевал на нём совсем недавно.