Фокс Малдер похож на свинью

Нам – это папе, маме и твоей сестре. В шестнадцать лет тебе уже известно, что местоимение «мы» рассчитано на троих. Ограниченная вместимость. Как мотоцикл «Ява» с коляской. Четвертый останется торчать в летнем спортивном лагере.

«Тебе необходимо окрепнуть. Постоянные тренировки сделают из тебя мужчину».

Без велосипеда. С общей тетрадью в коричневом переплете. Первые десять страниц занимает начало романа о Кортесе. Эротические сцены зачеркнуты, потом переписаны заново, потом снова зачеркнуты. Небольшая таблица в конце тетради. Крестиками отмечено, сколько дней остается до их возвращения из Сочи.

Самое противное – это уменьшительный суффикс в определении «новенький».

«Еньк» – звучит просто похабно. Попробуй повторить его раза три. Что получилось?

Применительно к вещам он ведет себя довольно прилично – чувствуется гордость владельца. Некоторый шик с элементами понятной радости.

Новенький видеомагнитофон. Новенький автомобиль. Новенький сотовый телефон.

Слышно, как суффикс честно выполняет свою работу.

Но ему для этого требуется существительное. Собственно, сам предмет. Тогда его еще можно вынести.

В школе совсем другая история. Слово «новенький» идет само по себе. Без существительного. Ежу понятно, что тут имеется в виду.

Никому не нужный человек, который не знает, как себя вести, с кем разговаривать, куда садиться, который самому себе противен. Спасибо, дорогие родители.

Да еще и новая школа одна чего стоит.

* * *

Друзей в такой ситуации не выбирают. Кто пришел тебе первым на помощь, тот и друг. Автоматически. Тот, в ком оказалось достаточно сострадания.

– Давай садись вот сюда. Рядом со мной свободно.

Ростом выше меня. Высокий открытый лоб. Волосы чуть вьются.

– Меня Антоном зовут. А ты кто?

– Я Саня.

– Давай, Саня, садись. Чего ты встал-то как пень?

– Я сажусь. Просто пиджаком тут за гвоздь зацепился.

Резкое движение, и ткань издает отвратительный треск.

– Это я его туда забил. Еще во втором классе.

Во втором классе. Если бы я стал искать гвозди, забитые мною в школьные парты во втором классе, родителям пришлось бы совершить еще как минимум три переезда.

– У тебя велик есть?

Друзья в шестнадцать лет заводятся уже не так просто. В два раза проще, конечно, чем в тридцать два, но в восемь раз труднее, чем в два года. Таблица умножения. Элементарно.

Общие интересы. С этим всегда большие проблемы. Никого не волнует, от чего у тебя перехватывает дыхание. У всех по-разному.

* * *

Оказавшись в новой школе, рано или поздно влюбляешься. Не в школу, конечно, а просто в девочку. Через двадцать лет случайно находишь в старых бумагах ее фотографию и долго удивляешься самому себе. Неужели за двадцать лет можно так измениться? Хотя, с другой стороны, красные леденцы в форме петушков тоже не так заводят, как раньше. Поди разберись в этих метаморфозах.

Но фотографию почему-то не выбрасываешь.

В один прекрасный день это все равно случается. Новая школа или не новая. Важно, что тебе шестнадцать лет. Приходишь утром без сменной обуви, и тебя не пускает в гардероб девочка с красной повязкой на рукаве. Постепенно начинаешь симпатизировать всему классу, в котором она учится. Положительная реакция на все красные повязки вообще. Дежурство у них длится целую вечность. С понедельника по субботу. К четвергу ты знаешь, что жизнь твоя решена.

Насчет относительности времени Эйнштейн оказался прав. Об этом надо спросить не физиков, а мальчиков, которые влюбились во вторник. Хватит ли им всей жизни дотянуть до субботы – вот вопрос. Релятивисты молчат в тряпочку.

На помощь снова приходит Антон:

– Хочешь, я с ней поговорю?

И после четвертого урока:

– Все нормально. Завтра на дискотеке можешь к ней подойти.

Завтра – это через сколько столетий?

* * *

Линейность времени компенсируется нелинейностью пространства. Это позволяет вытерпеть жизнь. По крайней мере можно болтаться туда-сюда, пока минуты идут одна за другой. В строгом порядке. Ни одна не забегает вперед. Сначала первая, потом вторая. Никакого хаоса. Просто ждешь.

«Где ты шляешься? Почему не пришел на ужин? Папа хочет поговорить с тобой».

Жизнь сочится в узкую щелку.

Завтра наступает лишь после того, как исчерпаны все минуты сегодня. Все до одной.

Как ее звали, эту девочку? Марина?

– Мне сказали – ты хотел поговорить со мной.

Музыка гремит слишком громко. Ей приходится кричать. Левой рукой она прикрывает ухо.

Я поворачиваюсь направо и смотрю на большие колонки рядом с входом в спортзал.

Нас толкают со всех сторон.

– Знаешь кладовку рядом с мужской раздевалкой?

Я киваю головой.

– Жди меня там через десять минут.

– Ты придешь?

– Я же сказала – через десять минут.

* * *

В кладовке хранились всякие спортивные вещи. За два дня до этого физрук Гена с Эдуардом Андреевичем заставили нас целый урок таскать туда старые маты. Мы сваливали их в кучу рядом с ненужной мебелью из кабинета директора, так чтобы получилась большая нора. Куда можно спрятаться, если что.

Я забрался поглубже и достал сигарету. Курить не хотелось, но я все равно ее достал. Нервничал просто немного, поэтому закурил.