Франц Кафка

Что ж нам, бросить упованья?
Иль, Господь, в ночи такой
мира Твоего дыханье
вести нам не шлет благой?
Или в пустоте Сиона
Твое слово изошло?
Иль минуло непреклонно
эту кажимость оно?
Завершен до самой крыши
мировой кошмарный сон.
Дай же знак, Господь, чтоб вышел,
кто Твоим Ничто пронзен.
Только так свет откровенья
мир пронзит сияньем сил.
Лишь Ничто – Твое даренье
веку, что Тебя забыл.
Только так прольется в память
свет Ученья, ложь прорвав,
свет Завета, что над нами
высший суд последних прав.
На весах Иова взвешен
будет грешный наш удел,
горек, скорбен, безутешен,
как в последний судный день.
В бесконечности пределов
отразится, кто мы есть,
этот путь немыслим в целом,
даже часть его не счесть.
Никому не знать награды,
слишком высока звезда,
будешь сам себе преградой,
если вдруг придешь туда.
Сил стихийных бушеванье
заклинаньем не скрепя,
жизни нет без разрастанья,
углубленного в себя.
Света луч из запустенья
к нам пробьется в нужный срок,
но не знаем направленья,
что Закон нам всем предрек.
И с тех пор, Господь, как явлен
мрак неведенья того,
стал убог и продырявлен
плат величья Твоего.
Иль процесс Твой нескончаем
до престола Твоего?
Мы надежд уже не чаем —
нет защиты от него.
Сам ли Ты здесь подсудимый
иль создание Твое?
Ты молчишь так нелюдимо,
словно впавши в забытье.
Или мы спросить не смеем?
Иль ответа не поймем?
Мы живем здесь, как умеем,
Твоего суда мы ждем[161].

16. Шолем – Беньямину Иерусалим, 17.07.1934