Г-н Фергюсон, пламенный фальсификатор

Стоит ли удивляться, что «неблагодарные» ирландцы устроили против своих британских «благодетелей» 13 крупных восстаний (не считая тысяч мелких), 4 раза вели затяжные партизанские войны (в 60–80-х гг. XVII в., в 60–70-х гг. XVIII в., в 30-е гг. XIX в. и на стыке XIX и XX вв.) – и в конце концов освободили бóльшую часть острова (в Ольстере борьба продолжается).

Другой пример: Индия. Своими словами о том, сколь многим Индия обязана Британии, о «неподкупной» британской администрации и особенно о том, что «хорошие» англичане сменили «плохих» Великих Моголов, которые «облагали местное население более высокими налогами, чем англичане», Фергюсон способен кого угодно довести до белого каления. Это – типичный пример демагогии и подтасовки фактов. Во-первых, вовсе не англичане сменили Моголов. Империя Великих Моголов пала – и это известно всем, кто мало-мальски интересуется темой, – до англичан, в результате победоносных восстаний сикхов, джатов и маратхов и под ударами Надир-шаха. Когда Британия занялась активным покорением Индии, Великие Моголы уже были падишахами без падишахства, владели только Дели и окрестностями – и то в качестве ставленников то Ахмад-шаха Дуррани, то аудского наваб-вазира, то маратхских правителей.

А уж заявление, что при Моголах налоги были выше, чем при англичанах – это просто наглая ложь! Налоги при Моголах резко (в частности, с 1/3 урожая до 1/2) выросли при Аурангзебе – в результате бесконечных войн с сикхами и маратхами, с деканскими государствами, отказывавшимися (как Голконда) платить Моголам дань. До этого налоговая политика Моголов (что нередко для мусульманских правителей, если те не были фанатиками) была достаточно гибкой и отчасти даже патриархальной. Сама сложность социальной системы Индии (из-за богатства кастовых, варновых, религиозных, общинных и т.п. переплетений) зачастую выступала смягчающим гнет и произвол фактором. Скажем, на Юге Индии при Моголах ремесленники (валангай и идангай) умудрялись долгими годами не платить налоги, которые они считали «несправедливыми», – и это не влекло репрессий, а побуждало сборщиков налогов к затяжным переговорам и доказательству «справедливости» налогов[18].

А вот англичане насадили такую налоговую систему, которая вела к тотальному разорению и полной пауперизации индийцев: «Первый же год господства Ост-Индской компании в Бенгалии дал резкий скачок в росте земельных налогов: размер ежегодного земельного налога при туземном правительстве за предыдущие три года, кончая 1764/65 г., составлял в среднем 7 483 тыс. рупий, или 742 тыс. ф. ст., в первый же год английского господства размер налога возрос до 14 705 тыс. рупий, или 1 470 тыс. ф. ст., т.е. был увеличен почти вдвое. Непрерывный рост дают налоги и по другим провинциям; например в Агре в первый же год английского господства земельный налог был повышен на 15 %, на третий же год – на 25 % по сравнению с общим размером налога туземного правительства. Земельный налог в 1817 г. – последнем году государства Mahratta – составлял 80 лакх рупий. В 1818 г. – первом году британского управления – земельный налог возрос до 115 лакх рупий, а в 1823 г. уже составлял 150 лакх рупий, т.е. в течение 6 лет земельный налог возрос почти вдвое. За 11 лет (1879/80–1889/90) в Мадрасском президентстве было продано с аукциона в уплату земельного налога 1 900 тыс. акров земли, принадлежавшей 850 тыс. крестьянских хозяйств. Это означает, что 1/8 всего сельскохозяйственного населения президентства была лишена земельной собственности. Однако у крестьянства отбиралась не только земля, но и жилища, рабочий скот, нищенское имущество домашнего обихода, включая кровати, одежду, кухонные принадлежности»[19].

После введения британским генерал-губернатором Чарльзом Корнуоллисом в 1793 г. Закона о постоянном [земле]управлении (Permanent Settlement) положение еще ухудшилось. Все владельцы земель были лишены своих имущественных прав (вот вам и либерализм, вот вам и «священное право частной собственности»!)[20], земли были закреплены за бывшими откупщиками (заминдарами), которые должны были выплачивать налог в 9/10 от фиксированной (на уровне 1790 г.) земельной платы, собранной с бывших владельцев земель (ставших, таким образом, арендаторами). Это стимулировало заминдара повышать ренту (так как налог, взимаемый с заминдара, оставался фиксированным) – и лишало крестьян заинтересованности в усовершенствованиях (чем выше урожай – тем выше будет рента). Участки стали предметом безудержных спекуляций (земля заминдаров, которые не смогли заплатить налог, шла с молотка); распространилась практика субаренды, между крестьянином и заминдаром выстраивалась паразитическая цепочка посредников длиной до 50 человек[21].