Гарри Поттер и Дары Смерти

— Артур просил передать тебе поздравления, Гарри, — сказала миссис Уизли, радостно улыбаясь. — Он должен был рано уйти на работу, но к ужину придет. А вот и наш подарок — верхний.

Гарри сел, взял квадратный пакет, на который ему указала миссис Уизли, и развернул его. В пакете обнаружились часы, очень похожие на те, что мистер и миссис Уизли подарили Рону на семнадцатилетие: золотые, со звездами вместо стрелок.

— Это традиция: на совершеннолетие дарить волшебнику часы, — сказала миссис Уизли, от плиты внимательно наблюдая за Гарри. — Боюсь, они не новые, как у Рона… это были часы моего брата Фабиана, а он не слишком аккуратно обращался со своими вещами. Там сзади царапины, но…

Договорить ей Гарри не дал — встал и обнял ее. Ему хотелось вложить в это объятие так много всего невысказанного… и она, кажется, поняла: несколько неуклюже потрепала его по щеке, когда он разжал руки, взмахнула палочкой как-то бездумно, в результате чего значительная часть бекона со сковородки вывалилась на пол.

— С днем рождения, Гарри! — в кухню стремительно вошла Гермиона и положила на гору подарков новый пакет. — Ничего особенного, но, надеюсь, тебе понравится. Что ты ему подарил? — спросила она у Рона, который, казалось, не услышал вопроса.

— Давай, открывай гермионин! — сказал Рон.

Это оказался новый вредноскоп. В остальных пакетах обнаружились: заколдованная бритва от Билла и Флер («О да! Самое мягкое бритье, какое только бывает!», добавил мсье Делакур «Но ты дольжен щетко сказать ей, щего ты хочешь — инаще у тебя останется щуть-щуть меньше вольос, щем ты хотель бы!»); шоколад от Делакуров, и огромная коробка из последних «Волшебных Вредилок Уизли» от Фреда с Джорджем.

Гарри, Рон и Гермиона не стали задерживаться за столом: появились мадам Делакур, Флер и Габриэль, и в кухне стало слишком тесно.

— Я помогу тебе собраться! — весело сказала Гермиона, принимая из рук Гарри подарки, когда они уже поднимались по лестнице. — Я уже почти закончила, остались только твои трусы — ну, которые еще в стирке, Рон!

Рон захлебнулся бормотанием, но тут распахнулась дверь гостиной.

— Гарри, можно тебя на минутку?

Джинни. Рон резко остановился, но Гермиона подхватила его под локоть и потащила за собой наверх. Гарри, чувствуя себя не в своей тарелке, прошел в ее комнату.

Он никогда не был здесь прежде. Комната была маленькой, но светлой. На стенах висели постер «Чертовых Сестричек» и фотография Гвеног Джонс, капитана исключительно женской квиддичной команды «Холихедские Гарпии». Письменный стол стоял у окна, выходившего в сад — тот самый, где некогда они играли в квиддич двое на двое с Роном и Гермионой. Теперь в саду был натянут огромный, жемчужно-белый тент. Флаг, украшавший его, был как раз на уровне окна.

Джинни заглянула Гарри в лицо, сделала глубокий вдох и сказала:

— С совершеннолетием!

— Да… спасибо.

Она смотрела на него в упор, а ему было трудно выдержать ее взгляд: его словно слепил яркий свет…

— Вид… хороший, — беспомощно сказал он, показывая на окно.

Она пропустила это мимо ушей, и он не винил ее.

— Я не могла придумать, что тебе подарить, — сказала она.

— Ты вовсе не должна мне ничего дарить.

Эти слова она тоже проигнорировала.

— Я не знала, что тебе может пригодиться. Что-нибудь не слишком большое, чтобы ты мог взять с собой…

Он отважился посмотреть на нее. Она не собиралась плакать. Замечательная черта — одно из многих достоинств Джинни: она вообще редко плакала. Иногда он думал, что жизнь с шестью братьями сделала ее сильной.

Она шагнула ближе к нему.

— И вот я подумала: что-нибудь такое, чтобы ты не забыл меня… ну, если встретишь какую-нибудь вейлу, когда отправишься делать, что бы ты там ни собирался делать.

— Честно сказать, я не рассчитываю, что у меня будет много шансов ходить по свиданиям.

— Хоть какой-то плюс — я надеялась… — прошептала она. И вот она уже целовала его, как никогда не целовала прежде, и Гарри отвечал ей, и блаженное забвение — куда лучше, чем от огневиски — накрыло его. Не существовало никого на свете — кроме нее, Джинни, и этого чудесного ощущения: одна рука на ее спине, другая — в ее длинных, так приятно пахнущих волосах.

Дверь неожиданно распахнулась, и они отскочили друг от друга.

— О, простите! — сказал Рон подчеркнуто вежливо.

— Рон! — за его спиной выросла слегка задыхавшаяся Гермиона. Повисло напряженное молчание, затем Джинни сказала бесцветно и тихо:

— Ну, короче говоря, с днем рождения, Гарри…

Уши Рона пылали, Гермиона казалась взвинченной. Гарри хотелось захлопнуть дверь — прямо им в лицо! — но все очарование этих секунд уже лопнуло, как мыльный пузырь, словно, открыв дверь, они впустили в комнату холодный сквозняк, и вернулись все его разумные аргументы: с Джинни надо порвать, надо держаться подальше от нее. Блаженное забытье прошло.

Он посмотрел на Джинни, он хотел что-то сказать, хоть и не мог придумать, что именно, но она уже повернулась к нему спиной. Он подумал, что на этот раз она не устояла и заплакала, но не мог ничего сделать, чтобы утешить ее — на глазах у Рона.