Гарри Поттер и Дары Смерти

— Пока, Ал, — сказал Гарри и обнял сына. — Не забудь, Огрид звал тебя на чай в следующую пятницу. Не задирай Дрюзга. И никаких дуэлей, пока не научишься сражаться. Да, и не поддавайся на фокусы Джеймса.

— А вдруг я попаду в «Слизерин»? — Ал прошептал это так, чтобы слышал только отец, и Гарри понял: только в момент расставания Альбус решился признаться, как сильно и искренне боится.

Гарри сел на корточки и посмотрел на него снизу вверх. Из троих детей только Альбус унаследовал глаза Лили.

— Альбус Злотеус, — произнёс Гарри тихо-тихо. Слышала его только Джинни, но она тактично замахала Розе, уже севшей в поезд. — Тебя назвали в честь двух директоров «Хогварца». Один из них был слизеринец — и, пожалуй, я в жизни не встречал никого храбрее.

— Но что, если...

— ...тогда в «Слизерине» появится замечательный ученик. Нам это правда не важно, Ал. Но если важно тебе, скажи, что предпочитаешь не «Слизерин», а «Гриффиндор». Шляпа-Распредельница учтёт твой выбор.

— Правда?

— Мой учла, — сказал Гарри.

Он никогда не говорил об этом детям и сейчас увидел, как изумился Альбус. Но тут в малиновом экспрессе стали захлопываться двери, а все родители хлынули к поезду с прощальными поцелуями и последними наставлениями. Альбус прыгнул в вагон, и Джинни закрыла за ним дверь. Школьники свешивались из окон. Великое множество лиц и в поезде, и на перроне оборачивались к Гарри.

— Чего они уставились? — осведомился Альбус. Они с Розой крутили головами, рассматривая соседей по вагону.

— Не парься, — ответил Рон. — Они смотрят на меня, я жутко знаменитый.

Альбус, Роза, Хьюго и Лили дружно рассмеялись. Поезд тронулся. Гарри пошёл рядом, глядя на сына, чьи щёки уже полыхали от предвкушения. Гарри улыбался и махал рукой, хотя это было чуточку горько — смотреть, как сын в первый раз от него уезжает...

Последнее облако пара растворилось в осеннем воздухе. Поезд скрылся за поворотом. Гарри так и стоял, подняв руку.

— С ним всё будет в порядке, — шепнула Джинни.

Гарри взглянул на неё, рассеянно опустил руку и коснулся шрама-молнии на лбу.

— Знаю.

Шрам не тревожил Гарри уже девятнадцать лет. Всё было хорошо.