Нельзя сказать, что Г.К. Жуков пришел на пустое место. Сдвиг границы на запад произошел еще в 1939 г. Изменения в начертании западной границы, произошедшие в 1940 г., уже не затрагивали основные операционные направления — Украину и Белоруссию. Поэтому оперативные планы были в общих чертах разработаны. По крайней мере, к сентябрю 1940 г. план войны на западе был готов и написан на бланке «Народный комиссар обороны СССР» аккуратным почерком заместителя начальника оперативного управления A.M. Василевского. Косметические изменения, которые были внесены в этот план Г.К. Жуковым в мае 1941 г., принципиально ситуацию не меняли.
В наши дни практически общеизвестным фактом стало то, что советские планы первой операции были наступательными. Еще в сентябре 1940 г. основная идея оперативного плана войны на западе (уже с рубежа новой границы) была сформулирована следующим образом:
«Во взаимодействии с левофланговой армией Западного фронта силами Юго-Западного фронта нанести решительное поражение Люблин-Сандомирской группировке противника и выйти на р. Висла. В дальнейшем нанести удар в общем направлении на Кельце, Краков и выйти на р. Тилица и верхнее течение р. Одер»[34].
В сущности, основные черты плана были озвучены в варианте «ответный удар» в книге А.Г. Хорькова «Грозовой июнь» задолго до публикации написанных почерком A.M. Василевского записок. Формулировку «ответный удар» мы оставим на совести Анатолия Герасимовича Хорькова, т. к. с точки зрения времени реализации наступательных операций они должны были проводиться не после, а во время наступления противника. Основной идеей было соревнование с противником в успешности наступательных действий на разных участках фронта.
Однако еще до раскрытия тайн предвоенного планирования в исследованиях появился термин «стратегическая оборона». Сам по себе термин вещь в данном случае нейтральная, но огорчает его интерпретация. Якобы разработка плана стратегической обороны могла спасти страну от катастрофы 1941 г. Соответственно, напрашивалось обвинение в адрес Г.К. Жукова в отсутствии у СССР планов этой самой «стратегической обороны». Среди апологетов «стратегической обороны» оказался автор довольно слабой книги в серии ЖЗЛ о Жукове — В. Дайнес. В одной из его работ мы находим такие слова: «В последующем недооценка обороны как в теории, так и в практике стратегического планирования начала проявляться все определеннее. Особенно явственно это стало вырисовываться на рубеже 30-40-х годов. Дело дошло до того, что об обороне говорили как об «уделе обреченных». О стратегической обороне не только ничего не появлялось в военной литературе, но и в разговоре упоминать о ней считалось большим грехом. Правда, совсем она не отрицалась, ибо допускалась как эпизодический момент действий Вооруженных Сил при выполнении задач оперативного прикрытия стратегического развертывания до вступления в сражение главных сил»[35]. У эволюции советской военной мысли есть более простые объяснения. РККА мигрировала от отсталой армии аграрной страны к армии будущей сверхдержавы, насыщенной современной техникой. Соответственно, от вынужденной ориентации на разгромы и поражения в боях с армиями экономически развитых стран был осуществлен переход к идеям поединка на равных. Как говорил И.В. Сталин на выступлении перед выпускниками военных академий в Кремле 5 мая 1941 г.: «Красная армия есть современная армия, а современная армия — армия наступательная».
Тезисы о деградации советской военной мысли в 1930-х годах были повторены В. Дайнесом в биографии Жукова, а затем дополнены утверждениями вида: «А оборонная инициатива советского военного руководства по-прежнему сковывалась позицией Сталина»[36].