Гиблые земли

Закончилось все в одно мгновение, как и началось. Пламя уменьшилось, присело, припало к полу – и вот уже перед ними, в кольце рук, снова бьется крохотный огонек свечи.

– Боже! – ошеломленно произнесла Зинаида. – Смотрите, ожоги пропали!

На ладонях Бориса тоже не было никаких следов. Отголоски боли еще оставались, но постепенно отступали и они.

– Это… это все? – спросила Лизавета.

– Как вы? – хором произнесли Ян и Рома, а Катя не могла ничего сказать, только рыдала.

Борис улыбнулся, но никто не видел его улыбки во вновь установившемся мраке.

– Все хорошо, в порядке, – ответила за них обоих Зинаида.

– Чудовища ушли навсегда? – спросила Катя. – Не смогут вернуться?

– Думаю, наших усилий должно хватить на долгий срок. Навсегда или нет – кто скажет наверняка? В мире не может быть ничего вечного, но мы сделали все, что смогли. Я верю, что впереди – десятилетия спокойной жизни, – ответил девочке Борис. – Или даже века.

– Смотрите!

Все повернулись к Яну.

– Углы! Коридоров больше нет, это обычные углы!

Лизавета засмеялась от счастья и подхватила:

– И стены есть! Нормальные стены и окошко!

Они оглядывались, смеялись, поздравляли друг друга, пока Рома не сказал растерянно:

– Все есть, только двери нет.

Повисла тишина.

– Как нам выйти? Через окошко? – спросила Катя. – Оно маленькое, даже я не пролезу.

– Не нужно никуда пролезать, – произнес Борис. – Мы же сохранили свет.

Фраза была странная, и он сам не понимал, что произносят его губы. Но, договорив, сообразил, что нужно делать. Взял с пола свечу, пошел туда, где должен был находиться выход.

– Нет нужды стоять, уже можно покинуть свои места, вы сделали все, что было нужно. Идите за мной, пора выбираться отсюда.

Он шел медленно, и его спутники следовали за ним, не произнося ни слова. Это было сродни таинству: свет должен указать выход. Им предстояло вернуться в привычный мир, оставив чудовищ в прошлом.

Борис подошел к стене и стал водить свечой вдоль нее.

– Чудо! Настоящее чудо, – шепотом проговорила Катя.

Это было и вправду так. Только что перед ними высилась глухая стена – и прямо на глазах, следуя за светом свечи, прорисовался контур двери. А через миг дверь стала выпуклой, ощутимой, выступила из деревянного массива и теперь выглядела так, словно была тут всегда.

Оставалось лишь взяться за ручку и выйти.

Напряжение спало, все загомонили, заговорили хором, обнимаясь, как после долгой разлуки.

– Идемте же, – сказала Зинаида, улыбаясь.

Улыбка сделала ее моложе лет на пять, а то и десять, думал Борис, невольно залюбовавшись женщиной.

– Сейчас. Еще одну минуту.

Он должен был сказать им, но это давалось нелегко. Борис понял и принял все, прекрасно знал, что иначе нельзя, но произнести вслух означало поставить точку. И окончательность, безвыходность, безысходность были мучительнее всего.

– Раньше я не знал, и хорошо. Знал бы, мог струсить. Заколебаться.

– Чего не знал? – недоуменно спросила Лизавета.

– Что-то не так? – Ян переступил с ноги на ногу.

– Все так. Вы – герои. Вы все сделали безукоризненно. Но это еще не все. Существа ушли, но дома нужно запечатать. Помните про перезагрузку? Ловушки должны «включиться».

– Но углы-коридоры пропали, – упрямо проговорила Катя. – Нужно уйти, вы же сказали.

– Просто уйти нельзя. Все будет насмарку. – Борис не хотел, но это прозвучало тоскливо. – Они сумеют выбраться. Требуется запереть дверь. Прихлопнуть ее снаружи недостаточно. Она закрывается только изнутри. Один из нас должен остаться и сделать это. – Борис не дал никому сказать что-либо и закончил: – Разумеется, это буду я.

– Что вы мелете? – резко спросила Зинаида, и Борис внезапно понял, что она не хочет расставаться с ним, сердится, что это неизбежно. У нее стала зарождаться мысль – даже не мысль, а лишь тень ее, предчувствие, что встреча их не случайна, что произошла она не только ради борьбы и испытаний.

«Я хочу быть счастливой, – заявляло сердце Зинаиды, пусть она пока почти не слышала этого голоса, лишь начинала слышать. – Ты можешь дать мне счастье».

«Это могло быть так, – подумал Борис, снова вспоминая ее улыбку, ее самоотверженность и силу, ее ладони в его руках, – только не будет. Но еще ничего не случилось, а потому легко забудется».

– Я потомок шаманов. Или уже сам немного шаман. – Он грустно улыбнулся. – Это могу сделать только я.

«Кроме того, никто не ждет меня снаружи, – мысленно прибавил Борис. – Одиночество – то, к чему я подошел по итогу. Видимо, так было нужно».

– Это неправильно! Должен быть другой выход! – снова запротестовала Зинаида. – Ты не можешь тут остаться!

Она перешла на «ты», взяла его за руку, заглядывая в глаза и ища ответа.

Но ответ был лишь один.

– Моя бабушка осталась, и она до сих пор здесь. Как и наши предки.

«Хватит, нужно заканчивать», – подумал он. Пока решимость его не покинула.

– Вам пора уходить. Дверь появилась, но она может пропасть.

Ян и Лизавета вышли первыми. Вслед за ними – Катя и Рома.

Зинаида остановилась, быстро приблизилась и поцеловала его.

– Спасибо, – прошептала она. – Ты… Прости.

– Не за что извиняться. Я сам так решил.