Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

Впервые Лорис-Меликов встретился с Белоголовым в Петербурге в 1878 г. после окончания войны — генерал пожелал посоветоваться относительно своего здоровья. Тогда этим все и ограничилось. Спустя шесть лет, в 1884 г., Николай Андреевич, приехав в Висбаден и узнав, что в городе проживает Лорис-Меликов, решил навестить его. Граф приветливо встретил визитера: «Я слышал, что вы очень скучаете, я тоже; давайте составим, как говорит Шекспир, одно горе: вдвоем нам скучать будет веселее».- Вскоре они духовно сблизились. «Расстояние, — вспоминал Белоголовый, — отделявшее нас, тотчас же рушилось, и я увидел перед собой не царедворца, не важную персону, а обыкновенного человека, без всякой драпировки и фраз, в его неподдельной натуре, близко родственной мне по духу, и почувствовал к нему неодолимое влечение»⁵⁶². Оказалось, таким образом, что воззрения бывшего всесильного министра самодержавного правительства и знаменитого врача-гуманиста «родственны по духу».

Многочисленные беседы, в которых Михаил Тариелович выражал свое отношение к событиям в России, раскрыли характер и направленность его политических взглядов. Это был, по мнению Белоголового, «умеренный постепеновец», отрицающий радикальные государственные перевороты и считавший, что правительство страны само должно способствовать активизации общественных отношений, расширять самоуправление, поощрять развитие образования и науки. Лорис-Меликов по-прежнему был убежден в том, что выборные от общества должны быть привлечены к обсркдению законодательных вопросов в качестве совещательных членов.

В беседах с Белоголовым граф откровенно признавался, что единомышленники упрекали его за инертность — уехал, дескать, из Петербурга и отключился от общественной жизни. А появись он в столице, «тотчас же соберутся все разбросанные силы либералов». На это Ло-рис-Меликов отвечал: если бы он видел «хоть какие-нибудь признаки партии», то непременно вернулся в Петербург. Но там этих признаков и в микроскоп нельзя отыскать. Он согласен с тем, что «не следует покидать сражений». Но это в том случае, «если за командиром есть солдаты, ну, а если солдат совсем нет, то что же делать командиру?». В таких условиях Михаил Тариелович предпочитал «умереть на чужбине с незапятнанной честью и совестью»⁵⁶³.

Последовательным, по свидетельству Белоголового, оставался Ло-рис-Меликов и в вопросах западноевропейской политики. Он был убежденным защитником «органического прогресса», отрицающим действия как «нетерпеливых радикальных теоретиков», так и реакционеров, стремящихся «задержать пробуждающееся самосознание народных масс». Но отставной министр не был доктринером, понимая, насколько сложна и разнообразна государственная жизнь — она «не может быть уложена в известные рамки и подчинена заранее составленной программе»⁵⁶⁴.

Рассматривая взаимоотношения Лорис-Меликова (они активно продолжались до последних дней графа) с Белоголовым, естественно, возникает вопрос: знал ли Михаил Тариелович о нелегальной деятельности своего друга, о том, что он был редактором «Общего дела» ?

В те времена это была глубокая тайна. Да, Лорис-Меликов знал об этом и тщательно скрывал столь деликатное обстоятельство. Он читал доставляемое Белоголовым «Общее дело»⁵⁶⁵, но ни в одном из писем не оценивал его материалы, хоть весь тон посланий к Белоголовому, советы рассмотреть те или другие вопросы российской действительности часто преследовали подспудную цель — отразить это в зарубежном издании.

В свою очередь, нелегальный редактор бережно охранял имя отставного министра, опасаясь подвергнуть его каким-либо неприятностям. Этим и объясняется парадоксальное явление: в нелегальном либеральном органе печати почти не упоминается тот, кто выступал с планом прогрессивных преобразований. Есть только одна содержательная фраза: «Известно одно, что в этом генеральном сражении между либерализмом и реакцией последняя одержала решительную победу и обязана ей исключительно Победоносцеву; Лорис-Меликов сошел со сцены, а святой дух погнал Россию без оглядки по ухабистой дороге реакции»⁵⁶⁶.

Всесильный министр и председатель С.-Петербургского окружного суда Анатолий Федорович Кони, прославившийся выступлением на знаменитом процессе по делу Веры Засулич, слркили государству Российскому в одно и то же время, но лично не были знакомы, хотя во многом были единомышленниками. Когда Лорис-Меликов находился в апогее своей власти, он часто встречался с профессором А.Д. Градовским, с которым Кони связывала долголетняя дружба. Видя во влиятельном министре человека, желавшего на практике осуществить либеральные идеалы, Градовский, по словам Кони, «относился к нему с величайшим сочувствием и, заходя ко мне или встречаясь со мною, рассказывал о нем с восторгом, передавая мне содержание своих с ним бесед»⁵⁶⁷.