Я бы сказала, что люблю...

— Нет, правда, у нас тут очень вкусно кормят. — Это никак не способствовало выполнению нашей миссии, поскольку хорошая еда, как правило, большое преимущество. Но наш шеф-повар и вправду великолепен. На самом деле он работал в Белом доме, до того как случился инцидент с участием Флаффи (Первого пуделя), гастрономического агента и очень сомнительного сыра. К счастью, одна из наших выпускниц спасла жизнь бедолаге Флаффи, и в знак благодарности шеф Луи перешел работать сюда и балует нас чудесным крем-брюле.

Я уж начала рассказывать о крем-брюле, но Макей перебила меня:

— Я потребляю восемьсот калорий в день.

Бекс и я потрясенно переглянулись. Наверное, столько мы сжигаем за один урок НАСА (нападения и самообороны).

Макей скептически оглядела нас и заявила:

— Еда — это вчерашний день.

К сожалению, именно тогда я и поела последний раз.

Мы дошли до фойе, и я сказала:

— Это Большой зал. — По-моему, такие вещи и надо говорить, проводя экскурсию по школе. Но Макей вела себя так, словно меня вообще рядом нет: она повернулась к Бекс (своей ровне по внешности) и спросила:

— Здесь все носят эту форму?

Мне показалось это особенно обидным, поскольку я была в комитете по утверждению формы, но Бекс только ткнула в темно-синюю шотландку по колено и белую блузку и трагичным тоном заявила:

— Мы носим это даже на уроках физкультуры. — Отличный ход, отметила я про себя, увидев искаженное ужасом лицо Макей. Бекс шагнула в восточный коридор: — А тут у нас библиотека…

Но Макей направилась в другую сторону.

— А тут что? — С каждым шагом она приближалась к классам и потайным ходам. Мы нагнали ее, отпуская придуманные по ходу комментарии типа «Это полотно — подарок герцога Эдинбургского», или «Ах, да, канделябры из мемориала Визенхауса», или мое любимое: «А это меловая доска из мемориала Вашингтона» (Это и впрямь чудная доска).

Бекс как раз дошла до середины весьма правдоподобной истории о том, что если девушка получает отличные оценки за контрольные, ей дозволяется смотреть телевизор целый час в неделю. Тут Макей плюхнулась на один из моих любимых подоконников, вытащила мобильный телефон и стала кому-то звонить, даже не извинившись. (Какое хамство!) Но в неловком положении оказалась все-таки она: набрав номер, она непонимающе уставилась на дисплей.

И я со всем сочувствием, на какое была способна, пояснила:

— Да, мобильные телефоны здесь не работают. — И это абсолютная ПРАВДА.

— Мы слишком далеко от ретранслятора, — добавила Бекс. А это уже ЛОЖЬ. У нас была бы прекрасная мобильная связь, если бы мощный глушитель не блокировал любые посторонние радиосигналы с территории академии, но Макей и ее папаше с Капитолийского холма вовсе необязательно знать об этом.

— Нет мобильных телефонов? — переспросила Макей с таким испугом, будто мы сообщили, что студентов здесь заставляют бриться наголо и держат на хлебе и воде. — Ну все, ноги моей тут не будет! — Она соскочила с подоконника и ринулась в кабинет моей мамы.

Во всяком случае, ей казалось, что он находится там, куда она пошла. На самом деле она приближалась к отделению разработок и исследований в подвале. Я ничуть не сомневалась, что доктор Фибз уже привел все в соответствие с Красным кодом. Но в лучших традициях всех сумасшедших ученых он, скажем так, склонен был притягивать неприятности. Ну и конечно, завернув за угол, мы встретили доктора Московица — кстати, величайшего в мире авторитета по шифрованию. Но сейчас он мало напоминал супергения. Скорее, был похож на хронического алкоголика: глаза налились кровью и слезились, лицо бледное, и шел он спотыкаясь.

— Пррривет! — заплетающимся языком пролепетал он.

Макей уставилась на него с отвращением, что, в общем-то, хорошо, так как это отвлекло ее от густого лилового дыма, просачивавшегося из-под двери на лестницу. Профессор Букингэм затыкала щель полотенцем, и каждый раз, когда дым попадал ей в нос, разражалась безудержным чихом. Она уже стала запихивать полотенце ногой. Доктор Фибз появился с мотком изоленты и принялся заклеивать щели в косяке. (Как вам такая супершпионская технология?)

Мистер Московиц продолжал раскачиваться из стороны в сторону — то ли, от того, что лиловый дым лишал его чувства равновесия, то ли потому, что доктор пытался закрыть обзор для Макей. Последнее не назовешь разумным, ведь росту в нем не больше метра шестидесяти.

— Я так понимаю, вы, возможно, станете нашей студенткой, — сказал он.

И тут долговязый, тощий доктор Фибз рухнул на пол, потеряв сознание. Лиловый дым становился все гуще.

Мы с Бекс переглянулись. Все это очень, оченьНЕХОРОШО!

Букингэм втащила Фибза на учительское кресло и укатила его подальше. Я совершенно не понимала, что теперь делать. Бекс схватила Макей за руку:

— Пошли. Макей, я знаю короткий…

Но Макей выдернула руку и прошипела:

— Не трогай меня, с… — (Да-да, она назвала Бекс нецензурным словом на «с».)