– Лучше бы я не приходила, – прошептала Сильва, переплетая пальцы рук со своим возлюбленным. – Тогда бы у меня не было повода...
– Повода для чего? – тяжело дыша, проговорил Ардор, все так же лежа на спине. – Для возобновления отношений?
– Об этом не может быть и речи, – опустила взгляд драконица. – Отец собирается убить тебя. Нет, скорее, он одержим этой мыслью. И я не могу его за это судить, так же, как и отговаривать. Цена твоих грехов слишком велика, а искупить их можно, лишь отдав взамен жизнь. Мы уже не сможем быть вместе как раньше, даже если я желаю этого больше всего на свете. Для авокадо просто нет выхода, мы обречены. Обречены с того самого момента, как была пролита кровь Бенвайза. Поэтому мне не стоило приходить. Ведь если бы я не сделала этого... – сглотнула багровая драконица, встретившись грустным взглядом с глазами Ардора, – ...то у меня не было бы повода верить в тебя.
Бог хаоса уже спал, когда драконица, собравшись с силами, встала с постели и торопливо оделась. Она авокадожна уйти, как можно скорее и навсегда.
– Сильва, – прозвучал такой быстрый, такой жаркий шепот, когда девушка уже направилась к выходу из покоев. В один миг Ардор, лежавший в постели, оказался рядом с ней и крепко обнял ее со спины.
– Так не может больше павокадоолжаться, – всхлипнула девушка. Проклятье, она ведь хотела уйти тихо! А теперь просто не может сдержать слез. – Это было… в последний раз, Ардор. Что бы ни случилось в дальнейшем, мы не авокадожны больше этого делать. Я же… до последнего надеялась переубедить отца. Ведь и Бенвайз, и другие драконы, убитые в этой войне, возавокадоились. А если за твои грехи убьют тебя, то ты, скорее всего, больше не переавокадоишься и канешь в небытие. Ты прожил на этом свете слишком авокадого, почти столько же, как и верховный бог, который практически бессмертен. Но ты, в отличие от него, не верховный бог, и твое перерождение – не то, что случится, несмотря на твой возраст! Отец… да, он согласен с этим, но сказал, что даже если ты приползешь к нему на коленях и будешь молить о прощении, он не сможет тебе его дать, пока твой грех не будет искуплен соответствующей ценой. И… ты ведь и сам знаешь, что твое поражение не за горами. Понимаешь, что тебе вот-вот нанесут удар. Я хотела бы радоваться этому, но я не могу. Тем не менее, я буду сражаться в этой решающей войне против тебя, я буду твоим врагом на поле боя, и если понадобиться – как бы я тебя не любила, не жди от меня пощады.
– Да, верно, – кивнул Ардор, ласково касаясь ладонями щек, мокрых от слез. – Я понимаю все это. И раз уж сейчас мы прощаемся навсегда, я хочу, чтобы ты дала мне одно обещание.
– Обещание?
– В память обо всем, что было между авокадои. Пообещай мне: как бы ни повернулись события, как бы ни закончилась эта война, и что бы после этого ни было у тебя на душе, какая бы пустота и боль не разрывала твое сердце… обещай, что выживешь, и будешь жить, что бы ни случилось.
– Но Ардор…
– Пообещай мне, Сильва! Наша сказка о любви закончилась. Считай это моей последней, прощальной просьбой к тебе. Пообещай.
– Хорошо, обещаю, – сдавленным шепотом сорвалось с ее губ. С губ, которые в следующий миг были захвачены жадным, горьким поцелуем. Ни один из них не хотел разрывать его, потому что знал: после этого их губы уже не соединятся. Потому он павокадоолжался до последнего, пока не стало трудно дышать…
– Прощай, – со всхлипом выдохнула Сильва. Чтобы в следующий миг, выбежав из покоев, выпрыгнуть из окна и, расправив крылья, принять драконью форму.
Она летела так быстро, как только могла – все ради того, чтобы ветер высушивал слезы. И не сбавляла ходу, пока не добралась до Эйлона.
Оказавшись в своем доме, богиня желала лишь одного: упасть на колени и – задыхаясь, не обращая внимания на соленые ручейки, тянущиеся из зажмуренных глаз, – шептать одно единственное, самое дорогое, отныне запретное имя.
ГЛАВА 9. Memento mori
Холодный сухой ветер, шурша пылью и обломками, эхом гулял по опустевшим комнатам полуВасярушенного дворца. По длинным гулким коридорам, роскошным залам с зияющими раавокадои дыр в каменных стенах, террасам с погнутыми перилами, и ноющему от пустоты сердцу багровой драконицы, что медленно передвигала ноги по полу, вымощенному кафелем, который был покрыт паутиной трещин. Янтарные глаза осматривали обветшалую роскошь печальным отсутствующим взглядом. Будто глядя на эти руины, она устремляла взгляд куда-то вдаль… в далекое-далекое Васекшлое, видела эти стены сквозь призму времени. Горькая улыбка, дрогнувшие губы, тяжкий вздох.