Я спас СССР. Том IV

Ага… А эти шесть лет я буду со стороны смотреть, как реформаторы под руководством Косыгина себе шишки набивают, отбиваясь от ретроградов и спуская в унитаз самый благоприятный момент в истории страны – рекордные цены на нефть и предстоящую войну США во Вьетнаме…

Нет уж! Где смогу, постараюсь вмешаться по-тихому. Или по-громкому – это уж как получится.

– Степан Денисович, а Аджубея с Фурцевой нельзя было сразу в состав Политбюро ввести? Они же наши союзники, сильно помогли на пленуме!

Мезенцев снисходительно смотрит на меня, как на несмышленыша.

– Ты знаешь какой на них зуб у всех в ЦК? Вот, например, Аджубей, будучи всего лишь редактором популярной газеты, лез во все дела, начиная с МИДа. Встречался с Кеннеди, папой римским, выполнял тайные поручения Хрущева в Египте… Счастье, что он сейчас вообще смог усидеть на «занятых высотах», после смерти тестя многие требовали его головы. Так же и с Фурцевой – она могла бы легко лишиться всех постов. Оба они это прекрасно понимают, поэтому так отчаянно и сражались против Суслова и заговорщиков, поэтому и готовы подождать.

– Но у вас ведь есть планы на Аджубея? Хотите его на идеологию поставить?

– Соображаешь… – усмехается генерал.

Ага… Если Аджубей у нас стал кандидатом в члены Политбюро, то имеет теперь право принимать участие в заседаниях с совещательным голосом и вполне может участвовать хотя бы в обсуждениях. Суслов ведь тоже не имел официального поста главного идеолога партии, а всего лишь отвечал в президиуме за идеологию и внешнюю политику, формально оставаясь одним из секретарей ЦК. Т. е. по сути, он был настоящим серым кардиналом. Так и с Аджубеем потом можно устроить такой же финт. Умеренный либерал Аджубей – не самый плохой выбор для человека, отвечающего за идеологию СССР. А еще его можно назначить на пост, который сейчас занимает Ильичев – секретаря ЦК и председателя Идеологической комиссии. Пусть он это осиное гнездо разворошит.

Мы еще немного обсуждаем судьбу вновь арестованных Семичастного и Захарова, перспективы Суслова с Малиновским. Но никакой конкретики Мезенцев мне не сообщает – я так понимаю, что он сам еще не знает, как все повернется в новом Политбюро.

Вскоре мы прощаемся, Степан Денисович с Литвиновым тихонько уходят.

* * *

Ночью меня будят женские крики и запах едкого дыма. Путаясь в штанинах и на ходу натягивая олимпийку от спортивного костюма, я выскакиваю в коридор и сразу же начинаю кашлять. Пахнет чем-то химическим, ядовитым. В коридоре тускло мигают лампочки, санитарки с безумными глазами тащат куда-то каталки с лежачими больными.

– Звоните же ноль один! – кричит молодая дежурная докторша пожилому врачу. Тот трясущимися руками крутит диск телефона на медицинском посту.

– Что случилось? – Я хватаю знакомую санитарку за рукав халата.

– В щитовой полыхнуло. Общая эвакуация, – женщина подтолкнула меня в сторону выхода, – быстрее, товарищ Русин…

– На каком этаже?

– На третьем. – Санитарка металась, не зная, кого эвакуировать сначала. В коридоре уже собралось с десяток больных, половина из них лежали на каталках. А лифт обесточен.

Что же делать? Чем помочь? Я схватил рулон марли со стола медицинского поста, заскочил в свой туалет. Сунул марлю под кран умывальника, намочил, быстро обмотал вокруг носа и рта.

Теперь бегом на третий этаж по задымленной лестнице, по которой навстречу еще спускались сотрудники больницы и пациенты. Здесь я сегодня был – в этом отделении находятся рентген и разные процедурные кабинеты, включая кабинет физиотерапии. Дыма тут было больше, он уж полз в сторону открытого окна по потолку. Молодцы! Пустили кислород в помещение.

Кашляя, я добрался до очага возгорания. Щитовая располагалась в конце коридора в какой-то комнатушке, заставленной разным хламом: старыми столами, тумбами и стеллажами. Здесь искрило, стены покрылись тонкой черной копотью. На полу лежал человек, лицом вниз, рядом с ним опрокинутое пустое ведро с подтеками воды на полу вокруг. Я выругался про себя – тушить замыкание водой и так захламить щитовую… Слов нет!

Перевернув мужчину в спецовке на спину, вытащил его из щитовой в коридор, усадил, прислонив спиной к стене. Заскочил обратно. Тут уже изрядно полыхало, языки пламени плясали на мебели и шторах, обдавая болезненным жаром. Где же рубильник?!

– Горим! Горим! – издалека раздавались громкие женские крики и, слава богу, вой пожарных сирен. Прибыли бравые советские огнеборцы. Но пока они добегут, развернут рукава…

Я наконец нашел выключатель и, обжигаясь, дернул его вниз. Искрить перестало, зато пламя выплеснулось через открытое окно на улицу. Выскочив обратно в коридор, откашлялся, сдернул со стены огнетушитель. Перевернул его, ударил о пол. Огнетушитель чихнул и тут же выдал мощную струю пены, которую я направил в проем двери щитовой. Тушить очаг возгорания или тащить прочь потерявшего сознание техника? К счастью, решать эту дилемму мне не пришлось – в коридоре забухали ботинки пожарных, и я отступил к стене, давая людям возможность сделать свою работу…

Глава 7