Я вижу солнце

- Огонь! - завопил я, и на наступающих обрушился шквальный огонь нашей артиллерии. Ряды неприятеля дрогнули, остановились, потом поспешно откатились назад и укрылись в окопе.

- Нодар Головастик, не смейте больше показываться, иначе перебьем всех! - крикнул я.

- Поглядеть бы сейчас на его лоб! - сказал Отия.

- Лоб, лоб... - проворчал Эдуард Джабуа. - Попадем им в руки - не жди пощады!

- Без паники! - сверкнул я глазами.

- Нодар сейчас зол, как сто чертей... Съест он нас! - предупредил меня Кажура Гагуа.

- Кто трусит - вот белый флаг! - я достал из кармана платок.

- Сосойя Мамаладзе, - донесся крик из окопа неприятеля, - сдавайся, пока не поздно!

- Покажись, если ты такой герой! - крикнул я в ответ и вылез из окопа.

- Вот я! - поднялся Гурам Тавберидзе, - А где этот болван?

- Который?

- Ваш маршал!

- Я здесь, а тебе последний раз предлагаю сдаться, пока ты жив! крикнул Нодар и тоже вылез из окопа, - Считаю до трех! Потом перехожу в рукопашную!

- Попробуй только!

Нодар отдал распоряжение, и тотчас же все его войско поднялось во весь рост.

- Ребята, вставайте и приготовьте гранаты! - приказал я своим.

- Ну, теперь крышка нам! - заскулил Ромео Чануквадзе.

- Один! - начал Нодар.

- Черт тебе господин! - ответил я.

- Два!

- Пустая твоя голова!

- Два с половиной... - сжалился над нами Нодар.

В наших рядах подозрительно зашептались.

- Сосойя, пока есть время, переходи на нашу сторону! - крикнул Тамаз Керкадзе.

- Я не изменник!

- Переходи, говорю, и мы простим тебя!

- Не нуждаюсь в твоем милосердии!

- Тогда сдавайся! Пленных мы кормим сливочным маслом и белым хлебом! предложил Нодар.

- Подавитесь сами вашим белым хлебом!

- Три! - крикнул Нодар, и неприятельское войско с громовым "ура" двинулось на нас.

- Огонь! - взвизгнул я. Три кома подряд рассыпались на голове Нодара, но сдержать натиск красных было уже невозможно.

- Бей его! - раздался боевой клич, и началось...

Все перемешалось. Пошли в ход подножки и пинки, оплеухи и кулаки, щипание и укусы, комья земли и палки.

- Что ты делаешь, осел!

- Ухо-о-о!..

- Не рви штаны, сволочь, они отцовские!

- Сдаешься?

- Убит я!

- Подними руки!

- Опусти палку - подниму руки!

- Бросай оружие!

- Какое еще оружие?

- Отпусти рукав, собака!

- Ты что, за настоящего немца меня принимаешь?!

- Чего ты плюешься?

- А ты не тяни меня за нос!

- Учитель! Он и впрямь меня убивает!

Потом первый пыл битвы остыл, слышалось лишь тяжелое дыхание уставших бойцов. Меня тащили за ноги, а деморализованное вконец мое войско с поднятыми вверх руками шагало рядом.

Меня подтащили к учителю.

- Товарищ начальник штаба! - вытянулся Нодар. - Ваше задание выполнено, неприятельская армия разбита, левый берег Волги захвачен нами, наши войска триумфальным маршем следуют на запад, жертв с нашей стороны почти нет! Кроме того, захвачен в плен фашистский генерал Сосойя Мамаладзе. Вот он!

- Сосойя, горе ты мое луковое, опять ты угодил в плен? - спросила Хатия.

Победители и побежденные разразились дружным хохотом. Я встал, отряхнулся и... расхохотался.

- Теперь отдохните полчаса, а затем - марш на плантацию! - объявил военрук.

С веселым гиканьем бросились мы к реке и с удовольствием бултыхнулись в холодную воду. Потом мы лежали в тени и молча наслаждались покоем, тишиной и прозрачным, без единого облачка, голубым небом. Леван Гуриелидзе лежал здесь же, с нами, и с нескрываемым удовольствием курил "Темпы". Приятный аромат папироски щекотал нам ноздри. Табак, разумеется, был у каждого из нас, но городские папиросы, да еще "Темпы", да еще в военное время, имели для нас особую привлекательность.

Мы горели желанием выпросить у учителя одну-единственную папироску, чтобы выкурить ее всем классом, по одной затяжке на брата, и затем хвастаться на все село: вот, мол, мы курили "Темпы". Наконец Нодар не выдержал, подмигнул мне и толкнул - пойди, дескать, попроси.

Я выразительно покрутил указательным пальцем у своего виска. Нодар с непередаваемой гримасой повторил npocv бу. И я решился.

- Леван Петрович...

- - Чего тебе, Мамаладзе?

- Леван Петрович, это правда, что последняя просьба приговоренного к расстрелу человека удовлетворяется?

- Правда! - ответил он с такой уверенностью, словно сам раз десять побывал в роли осужденного на смерть.

- Я ведь пленный фашистский генерал?

- Точно!

- Значит, вы расстреляете меня?

- Если дашь правдивые показания, может, и помилуем...

- Никогда! - заявил я твердо.

- Ну, значит, будешь расстрелян! - нахмурился военрук.

- В таком случае выполните мою последнюю просьбу!

- Что вы скажете? - обратился начальник штаба к своему штабу.

- Считаю, что было бы подло с нашей стороны отказать ему! - ответил.со всей серьезностью Нодар.

- Так и быть! Говори, Мамаладзе, в чем заключается твоя последняя просьба? - смягчился начальник штаба.

- Дайте одну папироску на обе армии... Мы выкурим ее в окопе, вы даже не увидите нас...

Гуриелидзе остолбенел от неожиданности. Придя в себя, он заговорил, задыхаясь от возмущения и глотая слова: