Я вижу солнце

- Его родителей арестовали в тридцать седьмом году, - сказала Хатия, Сосойю воспитывает его тетя, учидельница Кето.

Бабило покачал головой, снял полушубок, положил его на тахту.

- В тридцать седьмом, говоришь?

- Да, в тридцать седьмом...

- Ночью взяли?

- Ночью...

- Вместе?

- Нет, сперва папу, потом маму...

- И ничего про них не слышно?

- Ничего...

- Бедный мой мальчик... - вздохнула Какано. - Ты хоть помнишь их?

- Так, смутно... Маму помню лучше... - Я сложил полушубок. - Мы уйдем рано утром, дядя Вабило, - постарался я переменить тему.

- Хорошо, сынок, хорошо... Какано, приготовь для детей три пуда кукурузы!

Какано молча вышла из комнаты, прихватив два моих мешка.

- Да, сынок... Трудное было время... - начал Бабило, - много тогда пропало хороших людей... Из нашего села тоже забрали двоих Гаврила-мельника и Якинте Кунчулия, счетоводом он работал в конторе... Так и исчезли оба...

Из соседней комнаты доносился приятный звук засыпаемой в мешок кукурузы.

- Дядя Бабило, а ружье вы не купите? - спросил я.

- Что?

- Ружье, говорю, не купите?

- Ружье? Ружье... А зачем мне ружье? Тут даже птица перевелась... Хотя нет, зимой, бывает, голодный зверь иногда спускается с гор... Пригодится ружье... А сколько ты хочешь за него? - Бабило взял "централку", раскрыл ее, посмотрел через стволы на свет. - Хороший товар!

Я сжал руку Хатии. Ружье принадлежало ей, и цену должна была назначить она.

- Сколько? - спросил Бабило.

- Нисколько! - сказала Хатия.

Я разинул рот.

- Что, не продаете?

- Нет, дядя Бабило, не продаем, я дарю вам ружье, если оно вам нравится, - ответила Хатия.

- Очень даже нравится, детка, но бесплатно я его не возьму... Влетит тебе дома! - сказал Бабило и ласково погладил Хатию по голове.

- Ну а продавать ружье вам я не стану... И ничего мне не влетит! Ружье - мое, и я хочу подарить его вам!

Сосойя, скажи, ведь ружье мое? - Хатия заморгала глазами. Я понял, что откажись сейчас Бабило от ружья, Хатия разревется. Я выразительно взглянул на Бабило и сказал:

- Ружье принадлежит Хатии, дядя Бабило, и раз она дарит его вам, вы должны принять этот подарок!

Хатия радостно закивала головой.

- Что ж, спасибо тебе, дочка! Большое спасибо! Дай бог тебе здоровья и счастья! - Бабило поцеловал Хатию в щеку. - Какано! - позвал он жену. Приготовь детям постель!.. И взгляни-ка, какое мне ружье подарила Хатия!

Хоть в разбойники иди!

Вошла Какано. Бабило протянул ей ружье.

- Убери, ради бога! - испугалась Какано. Она стала сселить постели, а я еще раз посмотрел на двойной портрет в рамке.

- Дядя Бабило, как зовут вашего сына? Это, наверно, ваш сын?

Бабило поднял голову, взглянул с затаенной грустью на портрет и, улыбнувшись, спросил:

- Который тебя интересует, сынок?

- Дядя Бабило... Да вы что... Как это "который"?..

Бабило вынул из кармана трубку, долго набивал ее табаком, закурил, еще раз сквозь голубоватый дымок взглянул на портрет, почесал у себя в затылке и сказал мне:

- Двадцать лет я сам их спрашивал об этом... Двадцать лет Какано, чтобы не ошибиться, за одну провинность колотила их обоих...

- Почему у меня не отсохли руки!.. - вздохнула Какано.

- Измучили они, прохвосты, учителей! На выпускном экзамене один получил по литературе пятерку, другой - тройку... Как там в школе ни уточняли, а при заполнении аттестата все же напутали... Мы отличали их только по родимым пятнам. У Насии пятно было на правом бедре, у Бату - на левом. Ну а в школе... не стали бы там снимать с них штаны... Насия был старше на двадцать семь минут... Вместе они пошли в армию... Этот снимок прислали оттуда... В первый месяц... А потом они пропали... И ничего нам о них не известно...

- Горе мне, горе несчастной!.. Как я еще живу и дышу на свете! - Какано кончиком платка вытерла слезу.

- Сосойя, а все же который из них - котортш? - спросила Хатия.

- Одинаковы они, Хатия!

- Красивые?

- Красивые! Только рассержены как будто.

- Дети мои дорогие! Где вы теперь? Сыты ли, голодны?.. Может, больны, может, ранены?.. А несчастная ваша мать и ест, и пьет, и не сдыхает! Не берет бог мою душу!.. - Какано заплакала.

- Ладно уж, старая, хватит! - прикрикнул Бабило на жену, потом обратился к нам: - Вот так, три года прошло с тех пор, а она каждый день ноет и воет...

- Дети мои ненаглядные!. Хоть раз бы мне взглянуть на вас и умереть тотчас же!.. Мальчики мои золотые!.. - плакала Какано.

- Тетя Какано, парень один из нашего села тоже вот так пропал, три года о нем не было ни слуху ни духу...

А вот позавчера... Как раз накануне нашего отъезда... - сказала вдруг Хатия.

- Получили письмо? Счастливая его мать! Что он пишет? - подняла голову Какано.

- Да не письмо, а сам он приехал!

- Ты про кого, Хатия? - изумился я.

- Как про кого? Про Важико, сына Якйнте Джабуа!

Забыл?

- И что он? Ты говорила с ним, дочка? - поинтересовался Бабило.

- Плохи, говорит, дела Гитлера... Наши, оказывается, выдумали какое-то новое оружие, у него такое, знаете, женское имя - "катюша". Сжигает, оказывается, все вокруг...

- Да, я тоже слышал об этом... Что он еще сказал? - оживился Бабило.

- Сосойя, расскажи ты, ты же был там? - пихнула меня локтем Хатия.