Я всегда был идеалистом…

– Георгий Петрович, миленький, – ответил он, – когда вы станете таким старым, как я, вы будете знать, что главный смысл всякой жизни все-таки не в развитии, а в порядке. Если не будет порядка, то не будет и никакого развития. А если будет порядок, то и развитие – маленькое, осторожное – всегда будет происходить. Вы вот все время рассуждаете очень абстрактно и говорите: вот это, это и это должно развиваться. И вы можете так рассуждать, но я, будучи руководителем советской психологии, так рассуждать не имею права. Я должен следить прежде всего за тем, чтобы в мире психологии всегда существовало равновесие. Вы небось думаете: вот какие интересные исследования идут у Даниила Борисовича Эльконина, важные для советской школы, и надо бы поэтому дать ему пять, шесть, восемь ставок. И я тоже так думаю. Но представьте себе, что я дам эти ставки под предлогом развития науки. Так вы что думаете, Даниил Борисович науку с их помощью будет развивать? Он использует эти ставки для того, чтобы давить на своих соседей и не дать им вообще работать. И если я где-то позволю неоправданный прирост какого-то подразделения, то в результате тут начнется такая склока и такая война, что никакой психологии и никакого содержания вообще уже не останется. Ну, выкинул острые мысли. Подумаешь! Дело не в мыслях. Мне ведь приходится управлять всей психологией и следить за тем, чтобы она оставалась живой и целой. И я твердо знаю свое предназначение и функции.

Он был на удивление рассудителен, улыбчив, спокоен, вежлив. Я никогда не видел его в безудержном состоянии, кроме, правда, одного случая.

Когда мы уже сделали полный макет «Педагогического словаря» (а делался сначала макет, потому что это было дело невероятно ответственное, политически значимое и т. д.), то отправили его членам главной редколлегии, в том числе президенту Академии педагогических наук Ивану Андреевичу Каирову. Через какое-то время (кажется, через месяц) макет вернулся с пометками президента, и заведующий редакцией Кантор вызвал меня к себе и сказал: «Ознакомьтесь и доложите».

В макет был заложен целый ряд листочков с президентскими замечаниями. Я начал смотреть закладки. Первая закладка была на статье «Брока центр»[51], вторая – на статье «Вернике центр»[52]. На полях статьи «Вернике центр» было написано: «См. “Брока центр”: центр должен быть один, когда где-то возникает много центров, то от этого бывает только беспорядок. Необходимо все это поправить». Следующая закладка была на статье «Временная связь»[53]. На полях было написано: «Конечно, и в нашем социалистическом обществе встречаются иногда временные связи, но это дело преходящее, наследие буржуазного общества. Поэтому думаю, что давать специальное слово на эту тему не нужно». И еще десяток аналогичных замечаний, после чего президент не выдержал и дальше уже читать не стал.

Я позвонил Смирнову и сказал: «Анатолий Александрович, пришли замечания президента, разрешите, я вам зачитаю по телефону». Начал читать. Когда прочел про «временные связи», то услышал из телефонной трубки семиэтажный мат. Но это был единственный подобный случай. Он повесил трубку, а я пошел на свое место. Минут через десять меня зовут к телефону. Анатолий Александрович говорит:

– Георгий Петрович, извините, ради бога, я не выдержал. Давайте думать, что нам со всем этим делать.

– Давайте, Анатолий Александрович.

– Вы знаете, мне в голову пришла идея. По-моему, там, на «временная связь», надо написать в скобках «…в психологии»: «временные связи (в психологии)». Как вы на это смотрите?

– Смешно, Анатолий Александрович, но, может быть, это и разумно.

– Давайте так сделаем.

Когда вы придете домой, откройте «Педагогический словарь», посмотрите, пожалуйста, остались эти слова или нет. Вот такой у нас был президент. Надо, однако, сказать, к его чести, что, когда началась борьба против космополитов (первая волна, за ней вторая), он хоть и выходил каждый раз и произносил очередную разгромную речь на всю академию, где клеймил космополитов, говорил, что «страна и партия не потерпят» и т. д., но, как мне рассказывали, когда начальник отдела кадров после его первой речи принес ему длинный список евреев, которых надо было уволить, он взял этот список и сказал: «Я просил вас мне этот списочек готовить? Нет? Так чего же вы самодеятельностью занимаетесь? С такой самодеятельностью можно ведь и без работы в два счета остаться». На том все и закончилось.