Яблоки Тюринга

Яблоки Тюринга

--------------------------------------------------------------------------------

  Яблоки Тьюринга

  Стивен Бакстер

 

  Перевод с английского: 2013, Александр Мальцев

 

  Неподалёку от центра обратной стороны Луны лежит аккуратный, круглый и хорошо очерченный кратер - Дедал. До середины двадцатого века никто и не подозревал

о его существовании. Эта часть Луны одна из самых дальних от Земли, и практически тишайшая.

  Потому-то команды астронавтов из Европы, Америки, России и Китая направились именно сюда. Они выровняли дно кратера шириной в девяносто километров,

разложили на природной тарелке листы металлической сетки, а антенны и приёмники подвесили на паутине лесов. Вуаля! - вот вам и радиотелескоп, гораздо мощнее

всех когда-либо построенных; супер-Аресибо, по сравнению с которым его мамочка в Пуэрто-Рико - карлик. Прежде чем оставить телескоп, астронавты нарекли

его Кларком.

  Телескопа больше нет, от него остались одни руины, а дно Дедала покрыто стеклом - лунной пылью, сплавленной ядерными ударами. Впрочем, мне сказали,

что если посмотреть на это место откуда-нибудь с низкой окололунной орбиты, можно разглядеть точку света - звезду, павшую на Луну. В один прекрасный день

Луна исчезнет, а точка останется и продолжит тихо кружить вокруг Земли лунным воспоминанием. Но и в более далёком будущем, когда исчезнет сама Земля, когда

звёзды выгорят дотла, а галактики улетучатся - точка света продолжит сиять.

  Мой брат Уилсон никогда не покидал Землю. Вообще-то, он и из Англии-то редко когда уезжал. Его - то, что от него осталось - похоронили рядом с отцом,

на окраине Милтон-Кинса. Но он создал эту точку света на Луне, которая станет последним наследием человечества.

  Поговорим же о соперничестве между братьями.

 

  2020

 

  По правде, Кларк впервые встал между мной и братом на похоронах отца, ещё до того как Уилсон начал работать над проектом SETI.

  На похоронах было людно. Служба проводилась у старой церкви в предместьях Милтон-Кинса. Мы с Уилсоном были единственными детьми отца, но в последний

путь его пришли проводить также старые друзья, а также парочка переживших его тётушек и стайка двоюродных сестёр. Сёстры были нашего возраста, от двадцати

до тридцати с чем-то лет, поэтому не было недостатка и в детишках.

  Не уверен, что назвал бы Милтон-Кинс хорошим местом для жизни. Но для смерти этот город определённо не подходит. Будучи памятником центральному планированию,

он сплошь опутан сеткой улиц с очень английскими названиями вроде "Мидсаммер", по которым проходит новая монорельсовая дорога. Город настолько чист, что

смерть в нём кажется социально неприемлемым поступком, вроде как испустить газы в торговом центре. Может, было бы правильней хоронить наши останки в грязной

земле.

  Наш отец смутно помнил, как перед началом Второй Мировой войны вокруг были деревни и поля. После смерти нашей матери, за двадцать лет до своей собственной,

он продолжил жить, - а новые стройки всё теснили и самого отца, и его воспоминания.

  Во время погребальной службы я рассказал о некоторых из них, в том числе о том, как во время войны его за кражей яблок из Блечли-парка поймал суровый

охранник того дома, в котором Алан Тьюринг и прочие гении в те дни бились над нацистскими шифровками.

  - Отец не раз задавался вопросом, не подхватил ли он вместе с яблоками Тьюринга какую-нибудь математическую заразу, - закончил я свой рассказ. - Потому

что, как бы сказал он сам, Уилсон явно унаследовал мозг не от него.

  - Ты тоже, - сказал Уилсон, когда он поймал меня позднее за церковными воротами. На церемонии он не разговаривал, не в его это стиле. - Тебе стоило

об этом упомянуть, ведь я не единственный фанат математики в семье.

  Это был неловкий момент. Нас с женой как раз представили Ханне, двухлетней дочери кузины. Девочка родилась совершенно глухой, и мы - взрослые, в чёрных

костюмах и платьях - неловко повторяли за её родителями элементы языка жестов. Уилсон как раз прошёл через всю площадку, чтобы ко мне подобраться, и едва

взглянул на улыбающуюся малышку в центре внимания. Чтобы избежать каких-нибудь обид, я отвёл его в сторону.

  В те дни ему было тридцать. Он был на один год старше меня - выше, тоньше, угловатей. Говорили, что мы с ним походим друг на друга больше, чем я хотел

верить. На похороны Уилсон никого не привёл, и это правильно: неважно, будь его партнёром мужчина или женщина, отношения с братом у них как правило бывали

деструктивны. Его партнёры напоминали ходячие неразорвавшиеся бомбы.

  - Прости, если неправильно рассказал, - несколько язвительно ответил я.

  - Ох уж этот отец и его воспоминания, все эти истории, которые он повторял снова и снова. Что ж, это было последним разом, когда я услышал о яблоках

Тьюринга!

  Эта мысль меня задела.

  - Мы будем помнить. Думаю, я когда-нибудь расскажу её Эдди и Сэму, - сказал я, подумав о своих малышах.

  - Они не будут слушать. Да и зачем им? Память об отце сотрётся. Всё когда-нибудь проходит. Мёртвые становятся мертвее.

  Уилсон говорил об отце, которого только что сам похоронил.