Я по своей неграмотности даже не знала, как теперь называется этот праздник. Впрочем, как он назывался раньше, я тоже доподлинно не знала. Для нас это было просто 1 Мая и все. Не надо было идти на работу, но зато надо было идти на демонстрацию. Но ничего, ходили. Потрясали гигантскими бумажными цветами и ситцевыми флагами, и ликовали, ликовали, ликовали... А после демонстрации шли к кому-нибудь в гости. И вся страна шла к кому-нибудь в гости. И у всех был праздник. В общем, было хорошо. Теперь, правда, от старых праздников ушли, а к новым как-то не прибились. И остались у нас только Новый год и Восьмое марта. Но здесь в Больших холмах у озера развернулось настоящее гулянье. Несколько магнитофонов пытались на разные лады перекричать одну-единственную гармошку, которую самозабвенно растягивал сильно подвыпивший немолодой гармонист. И хотя гармошка была чуть ли не ровесницей прошлого века, да и сам гармонист едва держался на ногах, однако вокально-танцевальная группа, собравшаяся вокруг него, так лихо отплясывала ни пойми какие танцы и такими нарочито визгливыми голосами выкрикивала малопристойные частушки, что все магнитофоны на этом фоне просто меркли.
Мы примкнули к частушечникам, поскольку их компания показалась наиболее колоритной и веселой. Но, послушав немного сомнительный местный фольклор, мы решили спуститься к озеру. Там несколько мальчишек удили рыбу.
— Ну, что, клюет? — спросила Лялька у одного из них и заглянула в пустое ведерко.
— Да что-то не очень, — не поднимая головы, ответил тот.
— А что ты, собственно, хочешь поймать, — спросила Лялька, — и на что ловишь?
Лялька у нас была не только опытным охотником, но и завзятым рыболовом. Она внимательно осмотрела удочку, потрогала крючки, заглянула в банку с червями и даже одного вытащила за хвост (как ей только не противно было...). А потом окинула взглядом одежду парня и осведомилась:
— Слушай, друг, а ты какой раз в жизни рыбу-то ловишь? Первый?
Почему она так решила, я, честно говоря, не поняла, однако парень смутился и обиделся. Но Лялька тут же со знанием дела начала делиться своими бесценными познаниями в области рыболовства. Она стала морочить парню голову наживками, приманками, крючками и поплавками. Потом стала рассказывать, в какой одежде нужно ловить какую рыбу. Парень заметно заинтересовался, а Кит, можно сказать, просто заслушался. И если прежде он как бы не очень обращал внимание на Лялькину неземную красоту, то теперь просто глаз с нее не сводил. Лялька же со своей стороны разливалась соловьем. Выходит, ее теория про молчаливую нежную фиалку не со всеми мужиками срабатывает. Вот молчала бы, как валенок, никто бы ее и не заметил. А так сказала умное слово, и человек заинтересовался. Но как бы там ни было, а Лялька все равно своего добилась, и в результате кончилось все тем, что договорились они с Китом пойти вместе на ночную рыбалку. Как говорится, не мытьем, так катаньем.
— Вот только удочек у меня нет, — сказала Лялька.
— Зато у меня целых три, — улыбнулся Кит. — Значит, договорились?
— Ночная рыбалка? — забеспокоилась я и дернула Ляльку сзади за свитер. — Ты что с ума, что ли, сошла? Какие могут быть ночные прогулки?
Нам по-хорошему отсюда ноги надо делать, а не по рыбалкам по ночам ходить, да еще с малознакомыми мужиками. Но это я так думала. У Ляльки же при виде симпатичного парня все умные мысли враз вылетали из головы.
На обратном пути мы зашли в местный магазинчик и, к моему большому удивлению, купили почти все, что заказал нам дядя Жора. Вот что значит капитализм в действии. Теперь в любой деревне можно купить все, что угодно, — хоть креветки, хоть ананасы... Платите только деньги.
Когда мы подходили к палисаднику тетки Марты, навстречу нам попался Прокофий Иванович. Он, видно, решил воспользоваться нашим отсутствием и нанести визит даме своего сердца, да наткнулся на импозантного дядю Жору, отчего совершенно скис и теперь грустно плелся к своему дому.
«Бедный ботаник, — подумала я. — К тетке Марте мужиков поналетело, что саранчи, — на любой вкус. Конкуренция среди женихов повышается с каждым днем. В этакой толпе немудрено и затеряться».
Возле крыльца стоял распаренный от физического труда боцман и, вытирая платком вспотевшее лицо, с некоторым возмущением говорил:
— И что это он все время к вам таскается, Марта Теодосовна? Вы ж ведь ему, кажется, русским языком сказали, что замуж идти совершенно не собираетесь.
Тетка Марта покраснела и возразила:
— С чего это вы взяли, Яков Ефимович? Когда это я вам такое говорила?
Боцман разволновался еще больше.
— Как же так, Марта Теодосовна? Вы что же собираетесь замуж за этого огрызка? Да зачем он вам сдался?
— Да, — тут же поддакнул подоспевший Фира. — Зачем вам этот огрызок? — Хотя чья бы уж корова мычала, а его бы помолчала. Фира и на пол-огрызка не тянул.
Я бросила взгляд в сторону соседнего дома. Самого хозяина видно не было, но в одном из окон дрогнула занавеска. Видимо, Прокофий Иванович подсматривал за нами исподтишка. И я решила подлить масла в огонь.