— Тсс, — шипит Чес, пробегая ладонью по спутанной гриве. — Тсс. — Затем он хватает коня за гриву и резко дергает. Ломаный Грош взвизгивает от боли.
— Не надо, — пищит он. — Клей очень стойкий. Больно до жути.
— Ну да, стойкий, а как же иначе? Уж не обессудь. — И Чес снова дергает коня за гриву.
Я делаю шаг вперед, но Шерман стреляет в меня взглядом, и я отступаю на место. Моя борьба за права животных доходит только до той точки, где уже мне самому начинают грозить телесные увечья. Потом кто-нибудь прикинет, где я в плане гуманизма, в передних или в задних рядах, а сейчас нет смысла портить этим чувакам всю малину.
— Бросьте, — хнычет конь, — помогите мне из этой ерундовины выбраться, и мы все обсудим, хоккей?
— А где мелкий?
— Не знаю, — говорит Ломаный Грош. — Думаете, если бы я знал, я бы все еще вот так здесь торчал?
Чес с Шерманом обмениваются быстрыми взглядами — решение здесь явно не за мной, — а потом дружно подходят к коню с разных концов.
— Ладно, — говорит Шерман, — мы тебе поможем. Но потом ты расскажешь нам все, что мы хотим знать. Там, на дорожке, что-то было нечисто…
— Я просто делал…
— Свою работу, — заканчивает Чес. — Это нам известно. Заткнись, а то мы так никогда и не начнем.
— Винни, — обращается ко мне Шерм, — помоги-ка мне с этой жопой.
Нога за ногу я шаркаю к коню, обходя его морду в считанных футах от грустных глаз и дрожащих губ.
— Привет, — говорит мне кляча. — Как поживаете?
— Молча, — инструктирует меня Чес, прежде чем я успеваю откликнуться. — Ничего не говори, пока мы тебе не скажем.
Секунду спустя передо мной оказывается широкий конский круп, и Шерман одаривает меня зубастой ухмылкой:
— Что, первый раз с говорящим конем общаешься?
— Да пожалуй.
— Ага, вижу, как у тебя нервишки играют. Ничего, с каждым случается. — Он от души шлепает коня по заду и оставляет ладонь на его широком боку.
— Отлично, — говорит Чес. — Этот конец я держу. Валяйте.
Шерман отходит чуть в сторону и указывает на конскую задницу жестом ассистентки игрового шоу, демонстрирующей всем утешительный приз.
— Все в твоих руках, Винни, — говорит он.
— В смысле… что?
— Лезь туда. Давай, делай свою работу.
— Мою работу?
Шерман вздыхает:
— Это как пуговица и зажим Р-серии. Там только лишний крючок на конце, всего-то и делов. Валяй, лезь, никто там тебя не укусит. — Он поднимает конский хвост, и теперь прямо на меня смотрит сморщенный анус.
— Куда?
— Туда.
Я по-прежнему не понимаю — или, вернее, не хочу понимать.
— Что… прямо туда?
Шерм качает головой:
— Черт, Винни. Такое ощущение, будто ты никогда руку коню в задницу не совал.
— Ты будешь смеяться, но никогда…
Ломаный Грош нетерпеливо подергивает крупам.
— Может, мы все-таки когда-нибудь с этим закончим? — интересуется он.
— Заткнись! — хором орут Чес и Шерман.
Я уже догадываюсь, чего от меня ждут, и теперь я, по крайней мере, худо-бедно понимаю, что происходит. Итак, ради своего же блага… и ради этого несчастного коня… в общем, надеюсь, я не ошибся.
Я закатываю рукава, в темпе поднимаю левую руку, кладу ее Ломаному Грошу на торец, а правую бесцеремонно пропихиваю коню в задний проход. От передней части животного доносится легкий писк, однако в иных отношениях Ломаный Грош очень даже неплохо сносит мое грубое вторжение. Я бы к чему-то подобному так легко не отнесся — это как пить дать. Однажды я ходил к врачу, и тот вытащил какой-то инструмент под названием анускоп. Короче, когда мы с тем лекарем вышли из кабинета, медицинская помощь гораздо больше требовалась ему.
Ага, вот эта штука. Шерм меня не обманул — очень похоже на зажим Р-серии. Я в привычной манере работаю с пуговицами, и вскоре уже чувствую ослабление напряжения, пока отходит ремешок.
— Ox-x, — вздыхает Ломаный Грош, — так уже лучше.
Чес манипулирует со шкурой коня где-то в его средней части, и вскоре весь круп существа соскальзывает в сторону, свободно покачиваясь в воздухе.
— Можно мне руку вынуть? — спрашиваю я.
— Да-да, — говорит Шерман. — Вынимай. — Он уже начал манипулировать с еще одним набором зажимов у ног коня.
Очень скоро вся задняя часть окончательно соскальзывает на пол, и в поле зрения появляется мозаика из буро-зеленых чешуек. Дальше следует знакомый набор ног и средней части. Толстый покатый хвост шлепается на землю и начинает вычерчивать узоры в опилках, словно сам придаток рад своему высвобождению из конской личины.
Полуконь-полураптор делает несколько шагов влево, распутывая петли у себя на ногах.
— То, что доктор прописал, — говорит он. — Давайте с остальным разберемся, давайте поскорее…
Чес быстро сует кулак коню в рот, надежно его затыкая.
— Стоишь молча — или мы все назад прилаживаем.