Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века полностью

Этнокультурное и религиозное разнообразие правящего слоя оказало серьезное влияние на процесс конструирования «национального образовательного режима» в период строительства национального государства, начавшийся с отмеченной романтическим или либеральным, национализмом «эры реформ» (1825–1848 годы). В 1844 году венгерский язык сменил латынь в качестве единого государственного языка. За этим немедленно последовала принудительная смена языка образования элит как в среднем, так и в высшем образовании с латинского на венгерский. Таким образом, язык, на котором говорило большинство дворян, был попросту навязан всему населению, во многих случаях не говорившему на нем, а теперь вынужденному получать на нем образование. Наконец, существовали и религиозные различия. Начальное и среднее образование, а в некоторой степени и высшее (религиозные юридические академии, а также первый университет, которым до 1770 года управляли иезуиты) оставалось в руках церкви. Это положение сохранилось и после крушения феодального режима в 1848 году. Правительство Габсбургов внимательно следило за образовательной системой, в особенности после изгнания иезуитов (1773 год) и принятия закона Ratio educationis (1777 год), но на протяжении долгого времени речь шла лишь о юридическом контроле, не сопровождавшемся значительными финансовыми вложениями. Ситуация изменилась лишь с созданием национального государства в XIX веке, после австро-венгерского политического «компромисса» 1867 года. До этого времени единственными значимыми государственными образовательными учреждениями были предусмотренные законом Ratio educationis четыре Королевские юридические академии с двухлетним курсом обучения, разделенные на факультеты философии и права[210].

Как выглядела система образования элит в позднефеодальное время? Прежде всего, она представляется недоразвитой и даже, в некотором отношении, колониальной: получить образование наиболее высокого уровня было возможно исключительно за пределами страны.

В Венгрии был лишь один второстепенный университет, который основал в 1635 году католический примас Петер Пазмань в Надьсомбате (Трнаве), провинциальном городке на западе страны. Руководство высшим учебным заведением было первоначально поручено ордену иезуитов, а факультетов долгое время было всего два – богословский и философский. В 1667 году добавился юридический факультет и лишь в 1770 году медицинский. В 1777 году, через четыре года после изгнания иезуитов, университет был переведен в Буду, резиденцию королей. Позднее, начиная с 1784 года, университет переедет в последний раз – в Пешт, на другой берег Дуная. Переход высшего учебного заведения в руки государства позволил привести его структуру в соответствие с современными для того периода моделями, в частности принятой в Венском университете. Латынь оставалась языком обучения до 1843 года, хотя в остальных провинциях империи Габсбургов образование элит было «национализировано» куда раньше. После реформ 1770-х годов образование потеряло свой исключительно католический характер[211]. К сожалению, мы не располагаем надежными данными о составе учащихся в этом первом и единственном венгерском университете, за исключением периода с 1760 по 1777 год. Просопографические исследования показывают тем не менее, что до 1770 года католические клирики составляли большинство студентов: они стали меньшинством лишь после открытия медицинского факультета. К сожалению, изучение данных за более поздний период невозможно, поскольку личные дела студентов погибли в пожаре Национального архива, начавшемся из-за обстрела города Советской армией в ходе национального восстания 1956 года[212].

Помимо университета, высшее образование в стране было представлено сложившейся в конце XVIII века географически децентрализованной сетью юридических академий, находившихся под управлением либо государства, либо различных конфессий. Эти академии, открывавшие доступ к государственной службе и адвокатской практике, были основными образовательными учреждениями для дворянства, в особенности для мелкого. В некоторых из них доля дворянских сыновей доходила до 65–75 процентов, как в Пожонской (Прессбургской) академии (в сегодняшней Братиславе)[213], или 71 процента в аналогичном заведении в Колошваре (сегодняшний Клуж-Напока)[214]. Впрочем, в других подобных училищах доля дворян могла быть куда меньше – к примеру, в учебном заведении, находившемся в Надьвараде (сегодняшний Орадя), по самым грубым оценкам доля дворян варьировалась от 8 до 29 процентов[215].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология