Информация о В В Маяковском

Каменский свидетельствует, что М. поражал слушателей своими остроумными репликами, блестящими выпадами и необыкновенной непринужденностью разговора с эстрады.

Стихи М., часто кажущиеся малопонятными в чтении, в устах самого автора звучали совершенно понятно, глубоко, впечатляюще, и одинаково хорошо доходили и до вузовской, и до рабочей, и до красноармейской аудитории.

Как указывалось, склонность к декламированию, к чтению стихов проявилась у М. в самом раннем детстве. "Уже с четырехлетнего возраста запоминал и декламировал стихи. И впоследствии стихи помнил блестяще" (Л.Ю. Брик). Каменский рассказывает:

"Так потрясающе превосходно читать, как это делал сам поэт, никто и никогда не сумеет на свете. Это недосягаемое великое дарование ушло вместе с поэтом безвозвратно. Убежден, что и в целом мире нет подобных исполнителей поэм Маяковского. Он сам говорил:

- Вот сдохну, и никакой черт не сумеет так прочитать. А чтение актеров мне прямо противно.

За 20 лет нашей дружбы я слышал Маяковского тысячи раз и всегда с неизменным наслаждением..."[66].

М. очень любил выступать публично и выступал очень часто. Он объездил со своими вечерами-докладами весь СССР; во многих городах выступал десятки раз. Был несколько раз за границей (в Европе и Америке), где вечера М. также привлекали многотысячные толпы свидетелей, зачастую резко враждебных советскому поэту.

М. обладал выдающимся даром слова и был исключительно талантливым оратором. Поэтому на свой голос он смотрел как на орудие производства и очень боялся его потерять. Из всего предыдущего достаточно ясно, что выступления М. были в высшей степени увлекательны. Аудитория - будь то красноармейцы, вузовцы, пионеры, комсомольцы - требовала, чтобы М. говорил и читал еще и еще, настолько увлекателен он был на эстраде.

О революционном периоде работы М. Каменский пишет:

"Каждое слово его дышало гневом, проклятьем, гибелью буржуазному классу. Каждое слово его дышало восторгом, энтузиазмом, приветствием новому, рабочему классу. Чугунным памятником поэта-агитатора, поэта-массовика стоял он на эстраде перед накаленной толпой и таким застыл в общем представлении"[67].

М. не принадлежит к поэтам, вдохновляющимся в тиши кабинета или на лоне природы, он поэт-трибун, находящий подлинное свое завершение в процессе непосредственного общения со своей аудиторией. Социальная струя, пронизывающая все его творчество в целом, бьется в его выступлениях с особой силой. Тесная связь с коллективом сыграла немаловажную роль в развитии и совершенствовании его поэтического дарования, поскольку живое слово, являющееся одним из самых непосредственным и прямых способов общения между людьми, особенно подходит для М. в силу конкретной направленности его личности.

Наряду с выдающимся развитием эмоциональной стороны личности М. был, несомненно, человеком выдающегося ума в широком смысле этого слова. Мы имеем здесь в виду высоко развитую у него способность схватывать существо явлений. У М. как у человека, подверженного сильным колебаниям настроения, эта способность обусловливалась в значительной мере направленностью его внимания, что в свою очередь зависело в большей степени от его внутреннего состояния в тот или иной момент. Из этого вытекала избирательность его интересов, из этого же вытекало и то, каким образом он оценивал происходящее вокруг него. В некоторых ситуациях в быту он мог казаться наивным, быть "взрослым ребенком". В то же время с высоты своего большого интеллекта он мог охватить также стороны явлений, которые оставались скрытыми для взоров других: "шел как хозяин по земле, видел все насквозь" (Л. Кассиль). Глубокое восприятие действительности сложно и своеобразно преломлялось в его сознании в процессе не прерывающейся ни на одну секунду творческой переработки полученных впечатлений. Отсюда парадоксальность и неожиданность его мышления, равно свойственная ему в творчестве и в быту.

[1] Катаев В.П. Трава забвения (1967). Приводится неточная цитата из книги Ю. Олеши "Ни дня без строчки" (М., 1965. С.153-154).

[2] "Литературная газета", "Комсомольская правда". Экстренный выпуск. 1930. 17 апреля. С. 4.

[3] Никулин Л. В. Воспоминания и встречи // Знамя. 1939. № 9 С. 181-182.

[4] Скорятин В. Тайна гибели Владимира Маяковского. Новая версия трагических событий, основанная на последних находках в секретных архивах. М., 1998. С. 101.

[5] Литературная газета, Комсомольская правда. Экстренный выпуск. 1930. 17 апреля. С. 4.

[6] Литературная газета. 1930. 21 апреля. № 16 (53). С.2.

[7] Там же.

[8] Саркисов С. А. Работы Института мозга // Под знаменем марксизма. 1935. №2. С. 194.

[9] Идалия Антоновна Станкевич с 1927 г. по 1931 г. стажировалась и работала в Германии под руководством проф. О. Фогта; в 1931 г. вернулась в Московский Институт Мозга, работала в должности старшего научного сотрудника. Юлия Григорьевна Шевченко пришла в Институт Мозга в 1931 г., с 1932 г. - старший научный сотрудник, заведующая Музеем мозга. См.: ГАРФ. Ф.7668. Оп. 1. Д. 2944. Л.1; Д.2948. Л.1.