Интервью с раввином Адином Штайнзальц

Рав: То, что вы назвали знаками кантилляции – на иврите «та’амей ѓа-микра», – нужно не только для пения. Значки эти нужны также для связи слов в предложении. Интересно, что Спиноза написал целую книгу о грамматике иврита. Там он признался, что много лет выяснял, какие именно грамматические функции несут знаки кантилляции. Спиноза, кстати, пишет, что знаки препинания в современных языках – тоже своего рода запись музыки. И правда… Положим, я хочу задать вопрос. Мне приходится пропеть предложение с вопросительной интонацией. Конечно, есть языки, где само построение фразы изобличает вопрос. Но есть и другие. В немецком, английском, даже русском языке можно составить длиннейщую фразу, в которой собеседник и не заподозрит вопроса, а в конце эдак невинно прибавить: «не правда ли?». И весь смысл меняется. Правы испанцы, когда ставят вопросительный знак и в начале, и в конце предложения, чтобы читатель сразу понял: здесь начинается вопрос.

И Спиноза, который работал с текстом Танаха, доказал, что во многих случаях музыкальная разметка текста проясняет его синтаксис, ведь точек, запятых и тире в Танахе нет. Однако в других случаях знаки кантилляции играют исключительно музыкальную роль. Вывод тот же: у нас была своя музыка, и ее голос пробует пробиться сквозь «та’амей ѓа-микра». Да, была у нас музыкальная традиция, но воскресить ее – выше наших сил…

З.К.: А мелодии молитв?

Рав: Я как-то выпустил книжку о Сидуре, о молитвеннике. Два тома. Там я пишу об этом. Может, если б евреи жили в одном месте, были бы у них стражи музыкальной традиции. Но евреи кочевали с места на место… И все-таки! Есть в молитвенниках тексты, называемые «суламот». Мелодия, на которую их поют, точно еврейская, потому что это одна и та же мелодия во всех общинах мира. В ней не найдешь ни западного, ни восточного влияния.

З.К.: Известно, что записи еврейских литургических песнопений в восточных общинах – правда, я говорю о фрагментах, не являющихся собственно молитвой, – часто содержат указания: «на такую-то мелодию». И называется какая-то популярная прежде песня, не обязательно еврейская. Мне это кажется делом сомнительным. Во-первых, взяли чужое, а выдали за свое. Во-вторых, взяли буднее и превратили его в священное.

Рав: Все так и есть. Это может быть будничная песня, может быть даже литургическая мелодия из другой религии. Использование чужих музыкальных образцов ничем не отличается от любого заимствования.

З.К.: Что ж, у нас вся литургическая музыка заимствована?

Рав: Нет, не вся. Я уже писал – и пусть не обвиняют меня, что я повторяюсь, – что музыка литургии Дней трепета (Рош ѓа-шана и Йом-Кипура) отличается от прочей еврейской музыки.

Это было в 16 веке. Жил в Австрии рав Ицхак Вайль, большой знаток ѓалахи, который страшно сокрушался о том, что в синагогу проникает чужая музыка. А поскольку этот рав был весьма музыкален, он разъезжал по стране и всюду, где была еврейская община, прививал молитвенную музыку, которую называл исконно еврейской. В каждом новом месте рав выполнял роль хазана и так оставлял там «свои» мелодии. Авторитет рава Ицхака был велик, и вот вам результат: в службе Дней трепета австрийские евреи всюду пользуются одной и той же молитвенной музыкой, его музыкой.

З.К.: Не могли бы вы как-то описать эту музыку?

Рав: Это именно музыка, не речитатив, а мелодия, на которую поются многочисленные тексты литургии Дней трепета. Кстати, знакома ли вам мелодия «Коль нидрей»? Происхождение этой музыки нам точно не известно, но ясно, что в основе ее лежит старинная мелодия, а нынешние ее варианты – как джазовая импровизация – сохраняют основу, на которой каждый музыкант – в нашем случае, хазан – создает свое произведение. Ведь в джазовом ансамбле каждый инструмент вправе импровизивровать, хотя основа одна.

З.К.: Может, сравнение с джазом несколько смелое? Ну, что своего может внести хазан? Изменить динамику? Вместо «громче» сделать «тише», вместо «подчеркнуть» пропеть скороговоркой и выделить другой такт?

Рав: Не только. Пение хазана украшено так называемыми «сильсулим» – музыкальными завитушками, вокализами. Каждый хазан вправе прибегать или не прибегать к ним, вправе сам выбирать, какое слово украсить, да и вообще – какого типа украшение пропеть. И вот во всех ашкеназских общинах мы слышим один и тот же «нусах» – так называется традиционная основа мелодии – с разными допустимыми вариациями. Допустимыми не с ѓалахической, а с музыкальной, с эстетической точки зрения.

З.К.: Бедные тексты! Слова молитв и пиютов так выверены, так отточены, а мы принимаемся петь – тут повторим, там потянем, а в другом месте проскочим часть фразы. Что же станет со смыслом?..