Куратор уселся напротив и, сложив руки в замок, ободряюще посмотрел на меня, словно был на моей стороне. Удивительно, но я не ощущала неловкости, хотя сидела перед ним в одной пижаме.
– Кажется, у нас возникли проблемы, – заметил он с нарочитым беспокойством.
Не знаю как, но я ощущала фальшь в каждом его слове. Мне хотелось спрятать руки под стол или скрестить их на груди, чтобы хоть как-то успокоить нервный накал. Возможно, меня не случайно усадили именно таким образом. Ведь реакции говорят о человеке куда больше, чем лучшие детекторы лжи.
– Я могу объяснить, – тихо выдохнула я.
– Не сомневаюсь, – тут же подхватил он. – Но есть ли в этом смысл? Мы оба знаем, зачем ты делаешь это.
– Нет… Вы ошибаетесь. Это просто случайность, я…
– Боюсь, я не верю в случайности, Кристин, – холодно перебил мужчина. – Человек делает ошибки, когда чувствует безнаказанность. Когда у него нет стимула. Разговоры не принесут результатов, нужны меры, чтобы эти случайности больше не повторялись.
Внутри меня все задрожало от ощущения нависшей опасности. Господи… Неужели мама была права?
– Ты боишься? – неожиданно спросил чертов куратор.
– Да, мне страшно, – честно выдавила я дрогнувшим голосом.
– Жаль, этого страха не достаточно, чтобы ты усвоила урок. Учитывая то, как быстро ты забыла об обстоятельствах, при которых мы позволили тебе приступить к выполнению своей миссии.
Прежде чем меня охватило чувство гнева из-за его попытки исказить правду о событиях, после которых я оказалась в этом аду, куратор неожиданно поднялся и направился к оцинкованной стене в глубине комнаты. Слева, ближе к углу, находился встроенный пульт, с которым резидент начал проделывать определенные манипуляции. Спустя несколько секунд стена начала рассеиваться, пока не стала совсем прозрачной, и перед нашими глазами предстало какое-то помещение.
– Подойди ко мне, – велел он, заведя руки за спину.
Я сглотнула, сделала короткой вдох и не спеша поднялась с места. Внутри все сжалось в комок, а взгляд устремился на странную установку в виде большого креста, которая находилась в центре просторного зала с темными стенами. По обе стороны от подиума, на котором располагался крест, стояли стражи, словно в ожидании приказа. Я вздрогнула, когда тяжелые руки куратора легли на мои плечи и заставили меня занять определенное место на границе двух комнат.
Еще до того, как в зал завели маму, у меня в голове острой вспышкой пронеслась мысль, что все не так очевидно, и что на самом деле этот постамент предназначается не мне. А затем я впала в ступор. Застыла как статуя, сделав резкий вдох и ударившись ладонями о толстое стекло.
Под контролем конвоя мама поднялась на подиум и остановилась у креста. Ее голова была опущена. Чуть помедлив, она завела руки за спину и стянула платье до пояса, оставшись в тонкой сорочке.
– Нет, – прорезался мой сдавленный голос, пока глаза неотрывно следили, как ее руки подняли над головой и приковали к кресту. – Нет! НЕТ. НЕТ!!! МААААААААМааааааа!!!
Я лупила по прозрачной стене, до онемения отбивая ладони, разбивая костяшки в кровь. Один из стражей встал к нам спиной и показательно распустил кожаную плеть.
Боже… Я не могла поверить своим глазам! ЧТО ЭТО?! Что за средневековые пытки?!
Отскочив от стекла, я бросилась к куратору.
– Прошу вас, остановите их! – крикнула навзрыд. – Накажите меня! Делайте со мной что угодно! Только не трогайте ее, умоляю!!!
Но он будто не слышал меня. Смотрел с таким безучастием, что кровь в жилах стыла. Не человек… не зверь… МОНСТР.
– Вернись к стеклу, – раздался предупреждающий баритон, от которого моя истерика сошла на нет. – Если закроешь глаза или отведешь взгляд, твоя мать получит гораздо больше ударов, чем положено.
Этими словами в мою грудь будто кол вогнали. Я уставилась на хладнокровного монстра, понимая, что он меня не запугивает. Так и будет!
– К стеклу, – повторил куратор стальным тоном.
И я подчинилась. Вернулась на место, едва волоча слабые ноги, и устремила дрожащий взгляд на маму.
– Первый удар, – услышала я приказ и вздрогнула, когда раздался свист, и плеть полоснула по белой коже, оставляя на спине красную отметину.
Мама вскрикнула и резко выгнулась, а у меня защемило в груди так, что с губ сорвался вой. Последовал второй удар, третий… И каждый – словно гвоздь, вбиваемый в мое тело. Губы пересохли, лицо пошло пятнами от нервного срыва, слезы скатывались по щекам одна за другой, но я продолжала смотреть. Сама того не замечая, так сильно впилась ногтями в ладони, что кожа лопнула, и капельки крови начали падать на пол, но я смотрела до конца. Смотрела, как спина матери покрывается кровоточащими полосами, уродующими ее кожу, и задыхалась от бетонной тяжести вины и обжигающего гнева.
Эти беспощадные люди сломили меня.
Они знали, что делают, умело ломали мою психику, не трогая тело. Вот почему они отпустили мою мать. Вот зачем Он это сделал…
– Такова цена твоих заблуждений, – раздался голос куратора над моим ухом, как только все закончилось, и маму в полубессознательном состоянии поволокли вон из страшной комнаты.
Атрей