Иные миры, иные времена

Я воспользовался этой возможностью, чтобы выразить Вам глубокую и искреннюю признательность зa любезно представленный мне экземпляр Вашей книги, я никогда не забуду этого.

Позвольте мне сказать, Ваша милость, что, начав читать эту книгу, я не смог оторваться от нее. Честно говоря, я не мог остановиться, пока не дочитал ее до конца, а теперь чувствую, что буду возвращаться к ней вновь и вновь.

Осмелюсь утверждать смиренно, что Ваша милость величайший теолог со времен ангельского доктора, святого Фомы Аквинского. А что касается красоты и яркости слога, то она сравнима с «De Civitate Deo»[5] гиппонского епископа Августина Блаженного и «De Imitatione Christi»[6] святого Фомы Кемпийского.

Более всего на меня произвели впечатление Ваши рассуждения о мистическом вознесении души, в которых Вы так доступно объясняете, почему, чем больше приближается душа человека к Божественному Совершенству, тем больше притяжение между душой и Святым Духом.

И действительно, всем понятно, что чем праведнее становится человек, тем больше он любит Бога, и тем больше любовь Бога к своему слуге, но тем не менее Вам удалось изложить это так доступно и убедительно, приведя столь красноречивые доказательства, что это стало понятнее, как будто кому-то удалось неким мистическим образом измерить расстояние между отдельной душой и Святым Духом путем измерения взаимной любви и притяжения между душой и Святой Троицей.

Блестяще проведенный Вами анализ сравнительной ценности тех, кто попал в Царство Божие в День Страшного Суда, способен повергнуть в священный трепет своим совершенством. Даже те души, что по всепрощающей милости Господней воссияли снежной белизной, отличаются друг от друга, и Ваше сравнение этих душ с лучом чистого белого света, преломляемого призмой из прозрачнейшего кристалла, воистину великолепно.

Церковь всегда придерживалась мнения, что те, кто прожил жизнь в непорочной святости, займут по Милости Господней более высокое место на Небесах, чем те, чья жизнь была полна греха, хотя Господь, по милости своей, и простил им прегрешения. Но никто не мог объяснить, как это произойдет. Ваше сравнение, показывающее, что белый свет солнца может быть разделен на цвета радуги от красного до фиолетового, чудесно объясняет, как Господь наш отделит избранных слуг своих в Судный День, когда души грешников будут осуждены н ввергнуты во тьму.

Можно привести и другие примеры, которые показывают тонкость понимания Вами теологических вопросов и глубину мысли. Они побуждают к размышлениям, и я не осмелюсь комментировать их до тех пор, пока не перечитаю еще раз и не изучу тщательно Вашу книгу, потому что боюсь показать беспомощность своей мысли.

Я верю, что христиане будут в течение столетий читать вашу книгу «Principia Theologica»[7] и восхищаться ею.

Я, конечно, напишу Вам еще и изложу более подробно свое мнение об этом шедевре.

Молю Бога за Вас и Вашу работу и призываю на Вас Его благословение в наступающий праздник Пасхи.

Остаюсь бесконечно преданный Вам,

Вильям ХАНЖЕНС,

Божьей Милостью Архиепископ Йоркский 

Фредерик БРАУН ВНЕ ИГРЫ

Он сидел в удобном кресле, глядя на рубильник на противоположной стене, н в миллионный — или миллиардный? — раз думал, есть ли смысл рискнуть и выключить его. Миллионный — или миллиардный — потому что сегодня исполнилось ровно тридцать лет, как…

Возможно, он, Кайл Брадеи, погибнет, хотя и по неизвестной причине. Вряд ли от радиации — все атомные бомоы взорвались тридцать лет тому назад. И тем не менее, они уничтожили цивилизацию — для этой цели их было более чем достаточно. А по его подсчетам, жалкие остатки человечества могли возродиться не ранее, чем через сто лет.

КTO там сейчас, за силовым полем купола, оградившего его от неимоверных ужасов? Превратились ли люди в зверей? Или человечество было стерто с лица земли, уступив место менее воинственным тварям? Нет, хоть кто-то должен был выжить и рано или поздно начать все с начала, к может быть, память о нем и его деянии останется, пусть как легенда, и удержит остальных от подобного шага. А может, как раз наоборот.

Тридцать лет, подумал Брадеи. Он устало вздохнул.

С другой стороны, у него имелось все необходимое, а одиночество — не такая большая плата за жизнь.

Жить одному — лучше, чем умереть жуткой, уродливой смертью.

Так он считал тридцать лет назад, когда ему исполнилось тридцать семь. Так он считал сейчас, в шестьдесят семь. Он не жалел о своем поступке. Но он устал.

В миллионный — или миллиардный? — раз он думал, готов ли он рискнуть и выключить рубильник.

А вдруг человечеству не удалось вернуться хотя бы к подобию разумной жизни? Скажем, к земледелию.

Он мог бы помочь, дать дельные советы, и до самой старости наслаждаться уважением и признательностью.

И он не хотел умирать в одиночестве. Можно жить одному, и даже вполне сносно, но умирать — совсем другое дело. Лучше погибнуть от руки нео-варваров, которые, по его предположениям, сейчас бродят по земле.

Вряд ли, конечно, за тридцать лет они стали земледельцами.