Инжиниринг. Истории об истории

А вот местным жителям пришлось сложно: они были вынуждены бросить свои дома, все, что в них было, уехать от могил предков. Теперь выясняется, что многих перевозили зря, что для многих селений больших опасностей не было. Но, увы, что сделано, то сделано. Впрочем, многие ведь потом вернулись в эту зону и живут там сейчас. Одно время они существовали на правах «мертвых душ» — жили без адреса, непонятно было, где им получать пенсию, и все такое. Сейчас, к счастью, их уже легализовали.

Проблема в том, что люди в принципе неправильно оценивают опасность. Вот, как вы думаете, какое техногенное событие больше всего облучило людей? Чернобыль? Нет. И даже не взрыв бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Там остаточная радиация — второстепенный фактор. Коллективная доза, полученная в результате Чернобыльской аварии, — это 2 % дозы радиации в результате испытаний ядерного оружия в атмосфере.

Многие люди до сих пор боятся жить вблизи ЧАЭС. Но уверяю вас, что в Москве сейчас жить гораздо опаснее и вреднее и за счет стрессов, которые неизбежны в огромном городе, и за счет различных химических соединений, которые витают в воздухе, плохого бензина, в конце концов. Только мы привыкли это терпеть.

Можно ли было предугадать аварию на Чернобыльской АЭС? Это было трудно себе представить. Конечно, до этого в мировой энергетике были серьезные аварии. Вот, например, авария на американской станции Три-Майл-Айленд, случившаяся в 1979 году, очень похожа на аварию на Чернобыльской АЭС: там с активной зоной реактора произошло примерно то же, что и здесь. Но, к счастью для американцев, выброс радиации там фактически не вышел за пределы станции. Все осталось под тем защитным колпаком, который там был. Это, конечно, был тревожный «звонок», и мы эту ситуацию изучали. Я, кстати, тоже был на месте американской аварии.

Но, к сожалению, большинство специалистов, особенно тогдашние руководители отрасли, не верили в возможность тяжелых аварий на российских станциях. Была установка, что советские станции — надежные, хорошие и так далее. Поэтому после американской аварии весь мир встрепенулся, а мы в Советском Союзе считали, что «все ничего».

Даже независимый надзорный орган, который занимается проблемами, связанными с радиацией, и который есть в любой стране, даже там, где нет атомного реактора, у нас был создан только за 1,5 года до Чернобыля и к моменту аварии еще не успел полностью встать на ноги и действительно стать контролирующим органом.

Весь мир занимался исследованием причин аварии. На эту тему проведены огромные исследования, исписаны тома. Все причины проанализированы и ясны. Другое дело, что когда происходят подобные катастрофы, они всегда впоследствии обрастают мифами. Каких только причин аварии не придумано — даже землетрясение.

Но существует признанное научное знание. Оно заключается в том, что два фактора наложились друг на друга: первый — нарушение персоналом жестких правил эксплуатации, второй — недостатки в конструкции реактора. Сразу же после того, как произошла авария, на всех станциях СССР были произведены такие изменения, которые сделали невозможным подобную аварию.

Завтра начинается сегодня

Мы занимаемся анализом будущего атомной энергетики. Причем в достаточно серьезной перспективе. Не завтра, не после завтра, а до конца века, например. Где она будет нужна, почему она будет нужна, сколько ее будет нужно, какая она будет нужна и какова будет ее структура и внешний вид — все это будет зависеть от ее масштабов, которые энергетика будет иметь. Масштабы же ее будут определяться возможностями развития, внедрения необходимых технологических инноваций. Инновации давно задуманы и проработаны.

Если темпы развития будут такими же быстрыми, то придется развивать «квазивозобновляемую» энергетику — быстрые реакторы и производить топливо из урана 238 и из тория. Потому что выковыривать урана столько, сколько нужно для нужд атомной энергетики у нас уже не получится, а рассчитывать на добычу его из морской воды — по-моему, не серьезно. Никуда от этого не деться — хочется не хочется, страшно это, не страшно, а делать это придется. И несмотря на то, что плутоний — это палка о двух концах, и если его производство в десятки раз увеличится, да еще во многих странах, то с точки зрения нераспространения, это будет довольно серьезная проблема и надо будет повсюду в мире закладывать такие "краеугольные камни", как культура ядерной и физической безопасности, обращение с высокоактивными радиоактивными отходами.

Безусловно, для этого необходимо широкое международное сотрудничество между странами, имеющими передовые ядерные программы, и новыми участниками "ядерного ренессанса", фактически новая международная политика. Ведь мы все равно придем к той ситуации, когда у всех будет ядерное оружие и вероятность его применения будет очень высокой, тем более, если оно попадет в руки террористов. Но, тем не менее, другого пути у человечества нет.