Искать, всегда искать ! (Преображение России - 16)

- Ничего. Устроился. Женат на Тамаре, имеет черненького младенчика. Каталитик, не имеющий себе равных. Пользуется большим авторитетом. По-прежнему звали они меня, эти молодожены, Ребенком, и однажды на этой почве произошел некий казус. Еду я с ними на трамвае. Вагон, конечно, полнехонек, не продерешься. Они, как знающие, где вылезать надо, впереди, я сзади. Вдруг как раз возле меня кто-то встал со скамейки. В чем дело? Можешь сесть, - садись. Я и сел. А тут как раз выходить надо. Слышу, Тамара вопит: "А где же Ребенок наш? Где Ребенок..." И Мирон тоже за ней: "Пропал Ребенок..." Смотрю я - в проходе заворочались и под ноги себе смотрят, а кто-то сердобольный: "Не иначе как задавили, теснота-то какая". Я вижу, что это меня ищут, - встаю... Кричу Мирону: "Я зде-есь!" Народ как раз подобрался в вагоне мелкий, и Ребенок оказался выше всех на целую голову. Ясно, что всех я сконфузил. "Вот это так, говорят, ребенок!.."

Ольга Алексеевна подсунула ему форшмак из селедки и закивала головой, смеясь:

- Хвастай, хвастай, что такая орясина. Ты бы меня спросил, насколько ты выгодный ребенок, что на еду, что на свои костюмы...

- Ничего, зара-бо-о-таю, - подкивнул ей Леня, а Шамов спросил:

- Кстати, работал ты там над чем? Над коксом?

- Нет, не пришлось этим заниматься. Работал по взрывчатым веществам. Однажды чуть не искалечился: вот на лбу след остался, а была рана, и волосы все опалил. Я должен сказать, что работал там бешено, по пятнадцати часов в день иногда работал... Регулярно ходил на научный совет, посещал семинары, ловил всякие эти там новые волны и настраивался... Я ставил опыт за опытом. В два месяца закончил одну работу, начал другую... Вообще, должен я вам сказать, своего и вашего института я там не посрамил. И как-то так вышло, что я приехал учиться туда, к ним, а уж месяца через три ко мне приходили советоваться насчет своих работ...

- Хвастай, хвастай, - заметила ворчливо мать, подвигая ему стакан чаю, но Леня продолжал, глядя то на Шамова, то на Зелендуба:

- Сначала меня все эти ребята там поразили. Так они жонглировали сложнейшими понятиями, что чувствовал я себя перед ними профаном, а потом оказалось: нахвататься кое-откуда выводов и вершочков всяких - это одно, а самому все проделать - э-это совсем другое дело. У меня все-таки был опыт большой, потом вы ведь знаете, как я эксперименты ставил.

- И глаза даже мог себе выжечь, - вставила мать.

- Тоже благодаря дураку одному, который стучал ко мне в дверь, когда малейшее сотрясение воздуха неминуемо должно было вызвать взрыв... А я даже крикнуть ему не мог, чтобы не стучал, потому что и крик - тоже ведь колебание воздуха... Словом, тут я попал в безвыходное положение и, конечно, хорошо, что дешево отделался. Глаза, впрочем, долго болели... Работал я вообще как черт. За всякое грязное дело я хватался, от которого другие сторонились. А тут еще Кострицкий рекламу обо мне пустил. Одним словом, впереди было светлое будущее ученого... Но...

- Ага! Вот оно, роковое "но", - поднял палец Близнюк.

- Я все-таки соскучился по Днепру и вообще по югу и взял двухмесячный отпуск.

- И так-таки ничего нового насчет кокса не вывез? - спросил Шамов.

- Общие идеи в области физики - это я вывез, конечно, а кокс... Там такими частностями не занимались.

- А чем же там все-таки занимались?

- Занимались... токами высокого напряжения, рентгенологией, работали по ферросплавам, по взрывам, по связи, по теплотехнике... и много еще кое-чего, но задачу кокса решать предоставили всецело нам, четырем китам здешнего подвала.

- Ты разве ушел оттуда?

- Не-ет, я уехал... Я только уехал пока.

- Я его понимаю, - сказал Близнюк Шамову. - Кокс наш этого несчастного как мучил, так и продолжает мучить... но оттуда теперь он привез решение, вот что. Правда, Леня?

- К сожалению, нет... Хотел бы привезть, - не вышло... Там я только подковался немного... Пока отпуск, буду опять ходить в подвал, пробовать... Потом думаю с вами на Шлюпе пойти по Днепру, осмотреть Днепрострой. По Днепру я здорово соскучился...

- А Нева? - изумленно даже несколько спросил Михаил Петрович сына.

- Нева... она, конечно, река широкая, только загружена до черта. Трехмиллионный город, - чего же вы хотите? А самый дешевый транспорт, как известно, водный.

- Да-а... Нева... Не-ва-а... - мечтательно протянул Михаил Петрович, болтая ложечкой в пустом чае. - Эх, туманы на ней хороши были! А в этих туманах чуть-чуть намечались барки, набережная, мост... Я жил одно время двумя окнами на Неву, и много этюдов я тогда сделал с невскими туманами.

- Где же эти этюды? - спросил Леня. - Я у тебя их что-то не видел...

- Ну-у, где этюды... Холст ведь нужен же был... Писал потом на этих холстах Волгу, когда жил в Саратове.