Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса

Прибыль как экономическая категория здесь вообще исчезает. Альфред Маршалл был по-своему логичен, когда через полсотни лет заменил триаду (труд, капитал, земля) комбинацией четырех факторов: труд — заработная плата, земля — рента, капитал — процент, «организация» — предпринимательский доход. «Воздержание» (abstinence), которое звучало не совсем прилично (миллионер, видите ли, воздерживается от траты своих денег и не полностью удовлетворяет свои нужды!), он заменил более приличным «ожиданием» (waiting). Тогда же были сделаны попытки объяснить на основе новых, субъективно-маржиналистских теорий, как определяется размер вознаграждения каждого фактора. Другие экономисты выделили еще один элемент капитала — риск и соответственно еще одну форму вознаграждения капиталиста — своего рода плату за страх. До сих пор спорят, входит ли вознаграждение за риск в состав ссудного процента или предпринимательского дохода (или в состав того и другого).

Какое решение проблемы дал Маркс? Распределение прибыли на процент и предпринимательский доход совершенно реально, и с развитием кредита это явление приобретает все большее значение. В результате и капиталист, использующий собственный капитал, условно разделяет прибыль на две части: плод капитала как такового (Маркс назвал его капитал-собственность) и плод капитала, непосредственно занятого в производстве (капитал-функция). Но это вовсе не значит, что в этих обеих формах капитал — воздержанием ли, трудом ли — создает стоимость и законно присваивает созданную им часть. Это двуединство капитала есть необходимое условие эксплуатации капиталом труда, производства прибавочной стоимости. Когда прибавочная стоимость создана и превращена процессом конкуренции в среднюю прибыль, встает вопрос о ее дележе между собственниками капитала и капиталистами, фактически применяющими его (если это разные лица). Но этот вопрос важен лишь с одной точки зрения: как два рода капиталистов делят между собой плоды неоплаченного труда рабочих.

Тезис о том, что прибыль сводится к ссудному проценту и «заработной плате управления», опровергается практикой акционерных обществ, особенно современных монополий. Они оплачивают проценты на заемный капитал, выдают дивиденды акционерам (это тоже род ссудного процента) и платит весьма высокие оклады наемным управляющим, которые руководят производством, сбытом и т. д. Но кроме того, они имеют нераспределенную прибыль, которая идет на накопление. Я уже не говорю о налогах, выплачиваемых государству. Объяснить с точки зрения буржуазных теорий прибыли, оттуда берутся деньги на нераспределенную прибыль и налоги, довольно затруднительно.

Джон Стюарт Милль

В 50—60-х годах XIX в. Англия достигла пика своего экономического и политического могущества в мире. Буржуазия могла — и была вынуждена — слегка поделиться плодами процветания с рабочим классом, тем более что эмиграция несколько ослабляла давление относительного перенаселения в Англии. Это коснулось прежде всего высших квалифицированных групп рабочего класса, так называемой «рабочей аристократии». Но к концу столетия улучшились условия труда, повысился уровень жизни рабочего класса в целом. Росло и классовое сознание пролетариата. Однако оно все более направлялось в сферу чисто экономических интересов, что в общем даже устраивало буржуазию. В известной мере она пошла навстречу рабочему классу: был принят целый ряд фабричных законов, легализованы профсоюзы, которые скоро выросли в значительную силу. Все это достигалось не без борьбы. Более дальновидной, либеральной буржуазии приходилось преодолевать сопротивление косных толстосумов и лендлордов. В сущности, эта борьба велась, конечно, за подлинные интересы буржуазии — только более перспективные, широкие, гибкие. История показала, что с точки зрения английской буржуазии это был разумный курс.

В сознании многих представителей либеральной буржуазии эта идеология и борьба могли выглядеть совсем иначе. Им представлялось (причем, возможно, субъективно вполне честно), что речь идет о вечных идеалах гуманизма и прогресса, о равноправном сотрудничестве людей ради этого прогресса, о свободе и терпимости как абсолютных ценностях. Думается, таким образом надо объяснять психологию и научно-общественную деятельность Джона Стюарта Милля. Мир бессердечного чистогана вовсе не был ему приятен, но он надеялся, что постепенно самые мрачные стороны этого мира отойдут в прошлое. Он даже интересовался социализмом, разумеется, эволюционным, без потрясений, без классовой борьбы. Милль оказался, однако, в конечном счете носителем идей «презренной середины», мастером компромиссов и эклектики. Он старался согласовать политическую экономию капитала с притязаниями рабочего класса, которые уже нельзя было игнорировать.