Все мои чувства восстали и воспротивились при этой мысли, но я заставил себя промолчать, понимая, что здесь она права: если я каждый божий день буду чувствовать ее поблизости от себя и не буду иметь возможности к ней прикасаться, то точно сойду с ума быстрее, чем закончатся первые две недели.
Ольга вдруг высвободилась из моего объятия, вскочила со стула, крепко обняла меня, прижавшись всем телом, и всхлипнула:
— Прости, что ради меня тебе нужно будет вытерпеть все это. Но это же не навсегда. Только два с половиной месяца и все. А потом ты поговоришь с Маринэ, и все закончится — пробормотала она, похоже, больше для себя, чем для меня.
Я поцеловал ее в макушку и прижал к себе изо всей силы, догадываясь, что еще очень не скоро смогу ее вот так обнять. Оля придушенно пискнула, пришлось ослабить свой захват. Любимые синие глаза ласково и грустно посмотрели на меня, а Олина рука легонько пробежалась по моим волосам:
— Знаешь, я, наверное, сейчас поеду домой — мои руки непроизвольно вцепились в нее еще крепче, но я заставил их разжаться и потянулся за своей курткой, собираясь ее проводить, но девушка меня остановила — Нет, не надо меня провожать, я сама доберусь. Допишу свое письмо дома и скину тебе на почту, как раньше. Договорились? — не дожидаясь моего ответа, девушка в мгновение ока собрала свои вещи и оделась — Пока, любимый. Увидимся в академии — попрощалась она и выскользнула из моей комнаты.
А я так и остался тупо стоять, смотреть на закрывшуюся дверь и думать, как же мне теперь просуществовать без нее целых десять недель.
Я ехала домой в крайне подавленном и угнетенном настроении. Вот вроде бы поступила честно, так, как правильно, а душа все равно болит и ноет. Стоило мне только вспомнить Адама, когда я в спешном порядке покидала его комнату, как к глазам сразу подкатывали слезы — до того он выглядел растерянным и расстроенным.
Я очень долго собиралась с силами, чтобы провести с ним этот серьезный разговор, даже моя утренняя медитация была направлена на то, чтобы настроиться на нужный лад и успокоить свои нервы. Но все равно я оказалась не готова к тому, что это будет так тяжело. Конечно, как я и предполагала, мой друг не воспринял всерьез мои доводы об опасности нечестного поведения. И даже мой сон его не впечатлил. Конечно, это же не ему приснилось! Он не слышал, какими страшными проклятиями осыпала нас Маринэ, и не видел, какое при этом было у нее лицо!
В общем, как я и думала, Адам уперся и ни в какую не хотел соглашаться на мое предложение. Самое печальное, что я его прекрасно понимала, мне стоило огромных трудов произносить нужные слова, поскольку в душе я была с ним абсолютно солидарна. У меня будто случилось раздвоение личности: одна моя часть старалась поступить правильно и объяснить другу, зачем все это нужно, в то время как другая мысленно плакала и сопротивлялась этому решению из всех сил. В моей душе воцарился хаос и внутренний разлад — крайне неприятное и непривычное для меня состояние. Вынести это было тяжело само по себе, а тут еще и Адам подливал масла в огонь, постоянно повторяя, что не сможет без меня обойтись эти десять недель… Десять недель… Какой ужас! Это же так долго! Когда говоришь два с половиной месяца, вроде бы звучит не так страшно. Но когда переводишь месяцы в недели — это просто какой-то кошмар! А уж если в днях посчитать… Нет. Лучше уж этого не делать. Как я смогу это выдержать?!
Как-как, не знаю как, но я должна. От этого зависит наше будущее. Все мои интуитивные способности говорят, что именно сейчас мы формируем свою дальнейшую судьбу и от того, как мы себя поведем, зависит, как сложится вся наша будущая жизнь.
Суббота, 17 апреля 2004 г.
Сегодня Тимур нашел меня в академии и предложил после учебы куда-нибудь сходить. Я довольно давно его не видела (пожалуй, с тех самых пор, когда Адам был еще в больнице), вот и согласилась, хотя настроение было, прямо скажем, не для прогулок. Но Тимур ведь был в этом не виноват. Да и мне не помешало бы отвлечься от грустных мыслей, ставших моими постоянными спутницами в последние две недели.