Как был покорен Запад

Они показывали ему векселя, подписанные отцом, — и он знал, что это подделки, но не имел доказательств, а люди, надувающие его, были заметными фигурами в обществе и в деловых кругах. Короче говоря, доказательств у него не нашлось, и то незначительное сочувствие, которое испытывали к нему окружающие, полностью исчерпалось, когда он назвал самого Джона Нормана Блэка лжецом и вором.

Блэк вызвал его на дуэль, устроив целое представление, каковое имело целью продемонстрировать, со сколь глубоким сожалением уступает он этой печальной необходимости. Записной дуэлянт и искусный стрелок из пистолета, Блэк плакался всем знакомым, что поединок ему навязав силой и что самое последнее, чего ему хотелось бы — это стреляться с сыном бывшего компаньона.

Но на поле чести, когда они на мгновение оказались спиной друг к другу, а другие их слышать не могли, Блэк бросил через плечо:

— Если бы твой папаша не помер, мне пришлось бы убить его, потому что я его ограбил, а он про это дознался. А теперь я убью тебя.

Может быть, он надеялся разозлить Клива, чтобы тот потерял осторожность. Может быть, просто хотел повернуть нож в ране. Джон Норман Блэк стрелял без промаха и ничуть не беспокоился. Он сделал положенное число шагов, повернулся и опустил пистолет, наводя его на цель.

Клив Ван Вален никогда не участвовал в дуэли, не приходилось ему и стрелять из пистолета в минуту запальчивости, но реакция у него была отличная. Вместо того, чтобы, как положено, опустить пистолет и тщательно прицелиться, он просто повернулся и выстрелил. Пистолет Блэка, не причинив никому вреда, выпалил в воздух, а сам он свалился с пулей в сердце.

Общественное мнение было против Клива. Все считали, что он обезумел, бросая бессмысленные обвинения в адрес почтенного гражданина, и что он поступил как вспыльчивый глупец, вызвав его на дуэль. Все соглашались, что ему поразительно повезло — как же, убить такого человека!..

Без друзей, лишенный состояния. Клив ничего не добился бы, оставшись в Мэриленде note 24. И он отправился на запад по Тропе Натчезов.

У него не было ни профессии, ни ремесла. Деловое образование, которое отец собирался дать ему в процессе работы, растаяло в сияющей дымке. Единственное занятие, в котором он был искушен, представляли карты. У него было прирожденное чутье к карточным играм, хорошая память, и играл он успешно.

Он действовал в Новом Орлеане, выигрывая и проигрывая, всегда имел достаточно, чтобы хватало на приличную жизнь, но дальше этого продвинуться не мог. Он был молод, ему нравилось иметь деньги и тратить их. И, в довершение всего, он не имел цели в жизни.

За Новым Орлеаном последовали Натчез, Сент-Луис и Цинциннати, бесчисленные речные пароходы, а потом, на гребне удачи, он отправился в Европу. Там он провел два года, перебираясь из Лондона в Париж, а оттуда в Веймар, Вену, Инсбрук и Монте-Карло. Ему пришлось второй раз сразиться на дуэли, в Ниме, на саблях, и он победил.

Но полосы удачи случались все реже, и длились они все короче. Он жил в достатке, но запас средств, с которым он садился играть, становился с каждым разом все меньше, и в нем нарастало ощущение, что скоро он будет списан со счета.

Клив вернулся в Соединенные Штаты, играл помаленьку в разных местах между Нью-Йорком и Саратогой, часто — в узком кругу. Как всегда, он играл честно — но он умел играть, и потому выигрывал.

Он уже неплохо поправил свои дела, но в один прекрасный вечер кто-то узнал в нем профессионального игрока. К полудню следующего дня двери клубов были перед ним закрыты, а полученные ранее приглашения на различные приемы отменены.

В Цинциннати он потерял почти все выигранные деньги, а теперь в Сент-Луисе дела шли ничуть не лучше. Он смотрел на реку грязи, которая именовалась улицей, и думал, что здесь тоже можно потонуть без следа.

Клив всегда был честен с самим собой, и сейчас понимал: то, как с ним обошлись в Нью-Йорке, глубоко задело его. Чрезвычайно чувствительный, он гордился своей игрой и никогда не передергивал карты… хотя и знал, как это делается.

Он смотрел на грязь. Он больше не был джентльменом — он был игроком, сомнительным типом в любой компании. Он был игроком и имел дело с игроками.

Неожиданно к нему кто-то подошел; это был Аллен Джонс, хорошо известный повсюду, где люди играли в карты.

— В отель собрался? Хочешь перейти через дорогу? — спросил он. Усмехнулся и показал на улицу. — В своих ботиночках ты этого не сделаешь, Клив.

— Спорим на самый лучший обед в Сент-Луисе, что я переберусь через улицу, и на мне даже пятнышка грязи не появится! — немедленно ответил Клив.

— Годится! — сказал Аллен. — Спорим!

Клив огляделся по сторонам. По улице в их сторону направлялся крупный широкоплечий человек средних лет.

— Эй, послушайте! — сказал Клив. — Я вам заплачу пять долларов, если вы перенесете меня на спине на ту сторону, к отелю.

Незнакомец медлил, переводя взгляд с Клива Ван Валена на Аллена Джонса.

— Я побился об заклад, — объяснил Клив, — что смогу перебраться на ту сторону и не выпачкаться в грязи.

Здоровяк мрачновато улыбнулся.