Как читать книги

– Пишу кузинам, чтобы отстали. – Софи еще раз потыкала в экран. – Прости меня, тетя Харриет. Ну пожалуйста. – Она улыбнулась. – Ты у меня самая любимая.

– Тогда не обращайся со мной как со старой и дряхлой психопаткой.

– Очень трудно этого не делать, когда ты рассуждаешь как человек из эпохи королевы Виктории.

Теперь они обе рассмеялись, и Харриет прогнала Софи спать.

За окном в темноте светились крокусы, вот и еще одна весна. Как так получилось, что все это время, десятилетие за десятилетием, пролетело так легко, без малейшего сопротивления? Как получилось, что Софи, эта прилипчивая упрямая девочка, теперь взрослая женщина и тоже уезжает? Лиса появилась опять, метнулась быстрым пятном в лунном свете. Когда она скрылась, Харриет неожиданно ощутила прилив благодарности. Она и ее женщины провели зиму, читая книги, которые были непонятны в пятнадцать лет, книги с узнаваемыми сюжетами, книги с хорошо проторенной колеей обсуждения, книги, которые лучше всего воспринимать по прошествии времени. Она была рада, что помогает им вернуться в прошлое, ведь будущее – их, да и ее – расплывчато, неопределенно, и обсуждать его смысла нет.

Глава 6

Вайолет

В конверте лежало четыреста баксов наличными и банковский чек на гораздо более крупную сумму. На дом не хватило бы, а вот на машину – вполне. Много денег – по крайней мере, для меня. Мама была экономной.

Квартира нормальная. Обставленная и все такое. Муж Вики, наверное, одолев три пролета, одной рукой затащил сюда диван. Или это сделал один из его братьев. Эти Уингейты – их тьма и тьма – похожи друг на друга, невысокие крепыши. В автосалоне они все работают в сервисном центре, кроме Билли, который больше подходит для продаж. В старшей школе я тайно была в него влюблена, только вот если Вики чего-то хочет, у нее нет выключателя.

Мебель, судя по запаху, новая. В холодильнике продукты на первое время: яйца, сок, молоко фирмы «Оукхёрст» – Вики знает, что оно мне нравится. Я заглядываю в ящики и шкафы. И опять все, что может понадобиться: банки с консервированным супом, тарелки не из пластика, стаканы не из пластика, ножи, которые режут. Вики хорошо постаралась, обустраивая тут все для меня. Мама, видимо, взяла с нее слово, и Вики была бы не Вики, если бы вдруг слово не сдержала.

В ванной пушистые полотенца, отбеливающая зубная паста и дорогой шампунь – Paul Mitchell. Я беру с полки флакон, открываю, нюхаю. Миндаль напоминает мне о маме.

Так Вики просит прощения за то, что больше не может быть моей сестрой.

Меня могли бы отпустить на похороны – думаю, что могли, ведь это всего на пару часов, но я узнала, только когда мама уже лежала в земле. Видеть меня никто не захотел. Ни Вики, ни тетки, ни остальные. Когда умерла мама, их мир развалился. И я их понимаю.

На туалетном столике в рамке фотография: я и Вики с родителями, когда мы еще были счастливы. По крайней мере, так считает Вики, а я была совсем маленькая и не понимала того. Вики повыше, в руке у нее тает фруктовый лед. У меня он выглядит окаменелостью, сарафан чистый и наглаженный. По верхнему краю рамки заковыристым шрифтом написано одно слово: СЕМЬЯ. Грустная фотография на самом деле, но мама на ней сияет, она влюблена и еще не овдовела. Отца я не помню – по словам тети Пэмми, он ездил на мотоцикле и был красавцем – и лишь время от времени размышляю, как бы все повернулось, если бы он у меня был. Я аккуратно кладу фотографию лицом вниз и сажусь на свою новую кровать, стараясь почувствовать себя свободной. Господи, у меня постель со свежим бельем и удобным матрасом. Спасибо, Вики. Спасибо, мама.

Я ложусь на фарфорово-белое покрывало и плачу. Наверное, целые сутки. Плачу по маме. Плачу по своей прежней жизни, до тюрьмы. А еще – вот ужас – плачу по своей прежней жизни в тюрьме, где мне было с кем поговорить и чем заняться. Я штамповала надписи на футболках. Три утра в неделю в Производственной, восемьдесят центов в час. Карманные деньги для тюремного магазина. А магазином у нас были два торговых автомата, в нижнем отсеке одного из которых навсегда застряло пирожное «Динг-донг».

Мне приходит в голову, что все эти слезы, наверное, не только по маме, но частично по маленькой идиотке во мне, которая думала, что за воротами тюрьмы меня будет ждать Трой. Даже несмотря на то, что он ни разу не позвонил, ни разу не приехал и ни разу не написал. Даже несмотря на то, что он сошелся с Беккой Фрай, моей бывшей подругой. Этот ген или клетка идиотки во мне считали, что он будет стоять в луче света у ворот тюрьмы.