Как хорошо в вашем обществе

Как хорошо в вашем обществе..

____________________

Пер. – В. Баканов

____________________

Он был единственным пассажиром на борту корабля, единственным человеком внутри изящного цилиндра, со скоростью десять тысяч миль в секунду удаляющегося от Мира Бредли. И все же его сопровождали жена, отец, дочь, сын и другие – Овидий в Хемингуэй, Платон и Шекспир, Гете и Аттила, и Александр Великий. И старый друг Хуан, человек, который разделял его мечты, которые был с ним с самого начала и почти до самого конца.

Кубики с матрицами близких и знаменитостей.

Шел третий час полета. Возбуждение после неистового бегства постепенно спадало, он принял душ, переоделся. Пот и грязь от дикой гонки через потайной туннель исчезли, не оставив и следа, но в памяти наверняка еще надолго сохранятся и гнилостный запах подземелья, и неподдающиеся запоры ворот, и топот штурмовиков за спиной. Но ворота открылись, корабль был на месте, и он спасся. Спасся. _Поставлю-ка я матрицы_…

Приемный паз был рассчитан одновременно на шесть кубиков. Он взял первые попавшиеся, вложил их на место, включил. Затем прошел в корабельный сад. Экраны и динамики располагались по всему кораблю. На одном из экранов расцвел полный, чисто выбритый, крупноносый человек в тоге.

– Ах, какой очаровательный сад! Я обожаю растения! У вас настоящий дар к выращиванию!

– Все растет само по себе. Вы, должно быть…

– Публий Овидий Назон.

– Томас Войтленд. Бывший президент Мира Бредли. Ныне в изгнании, надо полагать. Военный переворот.

– Примете мои соболезнования. Трагично! Трагично?

– Счастье, что мне удалось спастись. Вернуться, наверное, никогда не удастся. За мою голову, скорее всего, уже назначили цену.

– О, я сполна изведал горечь разлуки с родиной… Вы с супругой?

– Я здесь, – отозвалась Лидия. – Том, пожалуйста, познакомь меня с мистером Назоном.

– Взять жену не хватило времени, – сказал Войтленд. – Но, по крайней мере, я захватил ее матрицу.

Лидия выглядела великолепно: золотисто-каштановые волосы, пожалуй, чуть темнее, чем в действительности, но в остальном – идеальная копня. Он зависал ее два года назад. Лицо жены было безмятежно; на нем еще не запечатлелись следы недавних волнений.

– Не «мистер Назон», дорогая. Овидий. Поэт Овидий.

– Прости… Почему ты выбрал его?

– Потому что он культурный и обходительный человек. И понимает, что такое изгнание.

– Десять лет у Черного моря, – тихо проговорил Овидий. – Моя супруга осталась в Риме, чтобы управлять делами и ходатайствовать…

– А моя осталась на Мире Бредли, – сказал Войтленд. – Вместе с…

– Ты что там говоришь об изгнании? – перебила Лидия. – Что произошло?

Он начал рассказывать про Мак-Аллистера и хунту. Два года назад, делая запись, он не объяснил ей, зачем хочет сделать ее кубик. Он уже тогда видел признаки надвигающегося путча. Она – нет.

Пока Войтленд говорил, засветился экран между Овидием и Лидией, и возникло изборожденное морщинами, загрубевшее лицо Хуана. Двадцать лет назад они вместе писали конституцию Мира Бредли…

– Итак, это случилось, – сразу понял Хуан. – Что ж, мы оба знали, что так и будет. Скольких они убили?

– Неизвестно. Я убежал, как только… – Он осекся. – Переворот был совершен безупречно. Ты все еще там. Наверное, я подполье, организуешь сопротивление. А я… а я…

Огненные иглы пронзили его мозг. _А я убежал_.

Ожили и остальные экраны. На четвертом – кто-то в белом одеянии, с добрыми глазами, темноволосый, курчавый. Войтленд узнал в нем Платона. На пятом, без сомнения, Шекспир: создатели кубика слепили его по образу и подобию известного портрета: высокий лоб, длинные волосы, поджатые насмешливые губы. На шестом – какой-то маленький, демонического вида человек. Аттила? Все разговаривали, представлялись ему и друг другу.

Из какофонии звуков донесся голос Лидии.

– Куда ты направляешься, Том?

– К Ригелю-19. Пережду там. Когда это разразилось, другого выхода не оставалось. Только добраться до корабля и…

– Так далеко… Ты летишь один?

– У меня есть ты, правда? И Марк, и Линкс, и Хуан, и отец, и все остальные.

– Но ведь это лишь кубики, больше ничего.

– Что ж, придется довольствоваться, – сказал Войтленд.

Внезапно благоухание сада стало его душить. Он вышел через дверь в смотровой салон, где в широком иллюминаторе открывалось черное великолепие космоса. Здесь тоже были экраны. Хуан и Аттила быстро нашли общий язык;

Платон и Овидий препирались; Шекспир задумчиво молчал; Лидия с беспокойством смотрела на мужа. А он смотрел на россыпь звезд.

– Которая из них – наш мир? – спросила Лидия.

– Вот эта, – показал он.

– Такая маленькая… Так далеко…

– Я лечу только несколько часов. Она станет еще меньше.

У него не было времени на поиски. Когда раздался сигнал тревоги, члены его семья находились кто где – Лидия и Линкс отдыхали у Южного Полярного моря, Марк был в археологической экспедиции на Западном Плато.