И вот, уединившись в своем доме, наведя в хозяйстве жесточайший режим экономии, молодой человек полностью отдается науке. Но науке для себя. Он словно пытается доказать, что только он сам для себя может быть единственным экзаменатором. И оттого все его результаты превосходят по точности достижения других ученых.
Он проводит целую серию исследований газов. Добивается блестящих успехов и не публикует ни строчки. Не желая признавать никаких авторитетов, он подчеркивает свое безразличие к обществу.
В эти годы окончательно складывается его на редкость угрюмый характер. Современники рассказывают, что с домашними Кавендиш объяснялся по преимуществу жестами, так было короче. Он не выносил присутствия женщин и старался не заводить вообще никаких новых знакомств.
В сорок один год он получил огромное наследство от умершего дяди, но это ни на йоту не изменило его привычек. Разве что он стал тратить без оглядки деньги на постановку экспериментов и на пополнение своей библиотеки. Вот как описывали современники Генри Кавендиша: «Странная нелюдимость, паническая боязнь женщин, угрюмый характер, молчаливость. Визгливый голос, с каким-то великим трудом исторгающийся из горла. Друзья злоупотребляли его доверием в пользовании его библиотекой. Незнакомцы не могли и думать о приглашении в дом. Все, что он делал, казалось, делал с великим трудом: писал, ходил. Странной казалась его походка, быстрая, но вместе с тем какая-то болезненная и искусственная, нелегкая. Ходил он, чтобы ни с кем не здороваться, посредине мостовой, между экипажами. Ко всему, что не касалось науки, Кавендиш был холодно-безразличен, никогда не слышали, чтобы он о чем-то отозвался более или менее положительно».
Кавендиш никогда не болел. Лишь на восьмидесятом году жизни впервые почувствовал недомогание. И эта болезнь оказалась роковой. Он сам понял, что умирает. Потребовал, чтобы никто из слуг не входил в его комнату, а врачу, прибывшему к нему, запретил помогать себе.
История не оставила нам подлинного портрета этого ученого. Существует только рисунок, являющийся собственностью Британского музея. Он, правда, больше похож на шарж...
Такова характеристика этого воплощения английской эксцентричности и чудачества. И вместе с тем Кавендиш был блестящим ученым. В его манускриптах Максвелл нашел описание удивительных по тонкости, оригинальности замысла и по выполнению экспериментов. Великолепные открытия сделаны им за закрытыми дверями домашней лаборатории. Открытия, о которых он и не подумал оповестить ученый мир.