не давать медикаменты ректально. Я забрала кота домой.
Порт-система для инъекций стала важной частью ухода за
Бобом на несколько следующих дней. Большую часть времени он спал, иногда просыпался, давал коту лакомство и
гладил по мурчащему телу. Антибиотики убрали красноту, боль и температура спали, но Боб не шел на поправку. Отсутствие энергии, как обычно, свидетельствовало о том, что
аккумулятор Боба садился. Он уладил самое важное дело –
пристроил кота. Как только сделал это, он был готов уйти.
Боб умер через три дня после выходных, не возвращаясь домой, с котом возле него.
Последняя глава пролила немного света на историю Бо-ба. Поскольку у него не было родственников, никто не мог
зарегистрировать его смерть и организовать похороны, поэтому этим занялся хоспис. Я впервые отправилась в местный офис регистрации смертей, чтобы отнести сертификат о
смерти, который обычно забирает семья. В комнате, заполненной несочетаемой смесью новоиспеченных сияющих пап
и молчаливых утративших родственников семей, я передала
сертификат секретарю и объяснила не совсем обычные обстоятельства. Затем села и стала ждать.
Внезапно из офиса показалась главный секретарь и по-приветствовала меня как старого друга.
– А, доктор Мэнникс, какое счастье наконец встретить
вас! Мы с интересом следим за вашей карьерой!
Перед моими глазами тут же промчались 14 смертей за
десять дней в начале моей практики. Потом я работала в онкологическом центре, затем в хосписе. Господи, они, наверное, печатали мое имя много раз за эти годы. В моей голове
никогда не возникало идеи, что так можно следить за медицинской карьерой, ведь это случилось за много лет до знаме-нитого дела серийного убийцы – врача Гарольда Шипмана 33.
– Приносим извинения за ожидание, – продолжила она, –
но нам нужно было проверить правила, ведь ранее никогда
не возникала ситуация, что смерть регистрируется тем же человеком, что подписал сертификат. Но это не запрещено.
Она выдала мне официальную копию сертификата о смерти Боба и форму, которая позволяла предать тело кремации
или захоронению.
Проводы были скромными: Марион, менеджер хосписа и
я как представитель кота собрались на кладбище. Там к нам
присоединились дальний брат Боба и бывший коллега по железной дороге, который узнал о его смерти из газеты. Мы
стояли в часовне кладбища, и ее служитель, не зная ни Боба, ни скорбящих, пытался утешить нас, затем мы смотрели, как
гроб с Бобом опускается в землю.
Когда мы отошли от могилы, бывший коллега Боба сказал:
– Я не знал, что у Боба есть дочь.
33 Шипман работал врачом и убивал своих пациентов с помощью диамор-фина. Жертвами становились пожилые женщины, поэтому убийства было очень
сложно заметить. – Прим. ред.
Я объяснила, что не дочь, а друг.
– Я рад, что у него были друзья, – ответил он. – Он был
одиночкой. Держался стороной. Это ответственная работа –
быть одиноким. Мыслитель. Педантично хранил записи, всегда красиво написанные от руки. Он был прекрасным писа-телем.
И добавил:
– И такие интересные обороты. Он говорил, как старая
книга. Старомодный. Я любил его длинные слова…
Он приподнял шляпу и удалился, оставив меня размышлять над жизнью Боба, теперь ужатой до блокнота с прозаи-ческими фразами на поэтическом языке, написанными тща-тельным каллиграфическим подчерком.
А потом я пошла кормить кота.
Вскрытие