Керченское сражение. От Крыма до Рима

— Но это же война, — несколько минут она сосре­доточенно молчала. Потом, плотно подобрав губы, чуть нахмурив брови, преобразилась, холодным блеском сверкнули голубые глаза.

— Первое, надобно позаботиться о положении 06рескова, он нас обо всем предупреждал. — Голос ее ок­реп, исчез промелькнувший, как бывало в минуты вол­нения, немецкий акцент. — Другое, я делала бы со­брать наших доверенных лиц статских и военных, да­бы обсудить, как вести войну. Подобно той «Конферен­ции», что созывала Елизавета Петровна.

Спустя два дня, утром 4 ноября, в Зимнем дворце в приемном зале собрались приближенные сановники. Ожидали только Григория Орлова, много лет обитав­шего здесь же во дворце и имевшего привычку опазды­вать. Когда он стремительно вошел, сверкая золотым шитьем генеральского мундира, камер-лакеи распах­нули резные двери в покои императрицы. Не успели са­новники войти, как с противоположной стороны по­явилась Екатерина. Присутствующие склонились в по­клоне, провожая взглядом еще стройную фигуру импе­ратрицы, которая, как обычно, несколько рисуясь, в свободного покроя сером однотонном платье без укра­шений прошелестела к простенку и устроилась в крес­ле с высокой спинкой.

Поправив голубую Андреевскую ленту, она, без пре­дисловий, кивнула Панину:

— Граф Никита Иванович изъяснит причины, по­чему я принуждена иметь войну с Портой. Ныне собра­ла я вас для рассуждений о плане войны.

Совет заседал долго, почти шесть часов. Сначала Па­нин несколько нудно объявил манифест о начале вой­ны, потом зачитывал переписку с Константинополем. Президент Военной коллегии граф Захар Чернышев до­кладывал о состоянии войск Порты и нашей армии.

Спорили, рассуждали в основном только военные, Чернышев, Петр Панин, брат Никиты, и Орлов.

Больше басил Григорий Орлов, стараясь задавать тон:

— Коли война, то надобно беспременно иметь цель, а ежели ее не достичь, нечего и ввязываться. По моему разумению, султана пора проучить, вконец изгнать из

Константинополя.

Чернышев и противники Орлова, Панины, сдержанно возражали, Екатерина их примиряла. Едино­душно высказывались, что без овладения Азовом и Та­ганрогом не быть флоту на Азовском и Черном морях. А без морской силы турок не одолеть, надобно созда­вать флот заново.

Неожиданно Орлов заговорил о необходимости по­сылки в Средиземное море российских судов, учинять диверсию туркам со стороны Греческого архипелага. Императрица слушала его внимательно, не перебивая, казалось, это импонировало ее взглядам и открывало новые горизонты в замыслах, которые она лелеяла, от­правляя Алексея Орлова в Адриатику.

Минувшим летом из Петербурга выехали в Европу братья Орловы, Алексей и Федор. Алексей прошлой зи­мой чуть было не отдал Богу душу и теперь решил под­править здоровье в Карлсбаде и других курортных мес­тах, а Федор его сопровождал. Русским послам в Евро­пе была направлена официальная нота, что граф Алек­сей Орлов «для поправки здоровья, по совету врачей, отправляется в чужие края к минеральным водам и уже выехал на пути в Германию». Братья путешест­вовали инкогнито под фамилией Острововых. Послам предписывалось тщательно оберегать инкогнито Орло­вых, «чтобы не подать повода бесполезным замечани­ям о их путешествии».

Перед отъездом по приказу Екатерины пожаловали Алексею Орлову орден Андрея Первозванного и 200 тысяч рублей «на дорожные расходы»… После Карл-сбада братья заехали в Вену и узнали от русского посла об аресте Обрескова.

— Стало быть, война, — хмыкнул сразу Алексей и поспешил с братом не обратно в Россию, а на берега Адриатики, в Пизу. Так было заранее обговорено в Пе­тербурге.

Двери его дома в Пизе, столице государства Тоскан­ского, всегда оставались открытыми для гостей из гре­ческих колоний в Венеции и Триеста, с островов Архи­пелага и Черногории.

Вскоре он делился замыслами с братом Григорием: «Я здесь нашел много людей единоверных, которые желают быть под командой нашей и служить в тепе­решнем деле против турок. Надобно внутри их зажечь сильный огонь и замешательство делать, как в привозе провианта, так и армию разделить».

Письмо было длинное, Алексей размахнулся: «И ес­ли ехать, так уж ехать до Константинополя и освобо­дить всех православных и благочестивых… Выступай­те с одного конца, а я бы с другого зачал».

Читая письмо брата, Григорий одобрительно ухмы­лялся: «Братец-то мыслит по-моему».

Однако задумки графа Григория явно не одобрял Никита Панин. «Какая-такая экспедиция морская, су­дов-то нет порядочных, до Ревеля доплыть, авантюра сплошная».

Первое заседание Совета приняло вполне определен­ные рекомендации по части ведения войны на суше…

Порешили наконец: военные действия вести толь­ко наступательные. Для этого образовали три армии. Первую поручили генерал-аншефу Голицыну, вторую, вспомогательную, генерал-аншефу Румянцеву. Вско­ре после Кольберга Румянцев подал в отставку «по бо­лезни», но через три года его назначили генерал-губер­натором Украины. Теперь его опять призывали в строй.