Хора на выбывание

— Какая разница, — пожал плечами барон, — где мы будем жить, в России или Румынии? Или в Зимбабве? Где бы мы ни жили, у нас цыган, всегда будет свой город и свой часовой пояс. Вы, молдаване, такие же, хоть и притворяетесь цивилизованными.

— Оставим это, — мягко сказал журналист. — Президенту, для той самой Европы, нужно общественное мнение страны, выраженное громко и ясно. Мнение в его пользу, конечно. И письмо от цыган Молдавии в поддержку политики президента будет лучшим твоим подарком себе на день рождения.

Барон уже отпустил голубя и, соорудив из бороды силки, безуспешно пытался поймать сороку, стащившую у него один из десяти золотых браслетов, надетых на левую руку.

— Мы, цыгане, политикой не занимаемся, — отстранено бросил он.

— Верно, — согласился журналист, — правильно боишься. Но только вот что один президент просил передать тебе: если письма не будет, случится что-то неприятное.

— Что именно? — невзначай поинтересовался барон.

— Я вижу вдалеке поля мака, — витиевато сказал журналист, — огромные поля мака, настоящие плантации. Говорят, с них собирает урожай один барон. Он собирает с маков урожай денег, машин, женщин, домов, подвалов, стены которых сочатся вином, так его много… И, да, конечно, он еще собирает с маковых полей зернышки для булочек с маком. И президент просил передать, что если письма не будет, то булочки, которые есть барон, станут булочками без мака.

— Юноша, — рассмеялся барон, — видишь этот джип? Когда-то у Молдавии были свои самолеты. Сорок самолетов МИГ. А потом их, при премьер-министре Зубуке, поменяли на американские военные джипы. Вся Молдавия до сих пор не понимает, зачем это сделали. А я скажу тебе — затем, что одному цыганскому барону захотелось американский джип, на котором янки ездили во Вьетнаме, и другого способа достать такую машину не было. Значит, барон хочет булочек без мака? — спросил журналист. — Потому что он слишком в себя верит, не так ли? Да брось, старик! Вы цыгане, такие же хвастливые, как дети. И афера с самолетами, — ваших рук дело, и язык сына у него на воротах висит…

— Смешно! Хорошо, — примирительно сказал барон, — говорят, что лучше всего в день рождения дарить подарки, а не получать их. Давай письмо, я подпишу. Но поля мака, — эти краснеющие ковры на зеленом полу Молдавии, которые здесь лишь для того, чтобы порадовать глаз старого, умирающего барона, — поля оставят?

— Разумеется, — сказал журналист, пряча подписанное письмо в карман, — разумеется, оставят. Тем более, что наш президент коммунист, а для них красный цвет священный! Значит, и маки…

— Эй, — забеспокоился барон, — это ты что, насчет доли намекаешь?!

— Все в порядке старик, — похлопал его по плечу посланник, — оставайся единственным акционером своих полей. Пью за твое здоровье!

Через полчаса он выезжал из села и заблудился.

— Скажите, — высунул голову из окна машины журналист, завидев прохожего — где самая короткая дорога на север?

— М-ам-а-м, — невнятно промычал тот.

Журналист нервно закурил. Прохожий был очень похож на цыганского барона.

Уже вечером, сидя на балконе гостиницы с бутылкой «Траминера», журналист позвонил в круглосуточно работающий штаб и велел узнать у экс-премьера Зубука истинные причины сделки с МИГами.

— Так и спросите, — сказал он, посасывая из бутылки, — правда ли, что МИГи поменяли на джипы только потому, что цыганскому барону из Сорок хотелось иметь автомобиль, побывавший во Вьетнаме?

В штабе с поручением справились. Под утро журналисту сообщили, что экс-премьер Зубук, услышав вопрос, положил трубку и наскоро повесился в ванной.

ХХХХХХХХХХХХХХХХ

— Ну, а теперь что с ним делать? — спросил Юрий целительницу, подмывавшуюся в тазу, освященном когда-то патриархом.

— К языку его приколота маленькая записка, — видишь? — указала Мария Юрию на рот мертвого отца, лежавшего в полуприкрытыми глазами. — Когда захочешь, чтобы он снова впал в забытье, вынешь записку изо рта и все. А если захочешь, чтобы он уже навсегда умер, сожжешь записку. До тех пор он — твой раб.

— А сработает? — усомнился Юрий.

— Ну, — нерешительно сказала Мария, — по крайней мере, я такой фокус видела в фильме «Поцелуй дракона».

— Кстати, шалопай, — игриво замахнулась она полотенцем на Юрия, — не хочешь сводить девушку в кино?

— Сынок, — хрипло и как-то по нездешнему обратился отец к Юрию, — только прилег я… Отпустил бы ты меня…

— Никак не могу, папа, — ответил сын, — обмываясь в использованной уже воде, — Вы мне весь имидж испортите, если кто-то узнает, что вы — покойник. Партия-то у меня христианская, между прочим. Вот и пришлось бы мне по вас 40-дневный траур держать. А я никак этого сделать не могу. У меня, папа, бой тысячелетия. Войдите в положение! Кстати, папа… Вина не хотите?

ХХХХХХХХХХ

— Долго ты его так держать будешь? — спросила Мария Юрия.

Они стояли на кухне. Юрий машинально пробовал лезвие кухонного ножа на ногте.

— Не знаю. До конца, наверное. Победим или проиграем. Потом вытащу записку, сожгу и пускай старина отдыхает. Заслужил.

— А-а-а, — равнодушно сказала Мария.