Храм из хрусталя

Знаю, но ведь и жадр был пустым. И почему-то мне казалось, что ты в своем состоянии сможешь его заполнить. Каждый пробуждает дар по-своему. Кто-то пьет алкоголь, кто-то ест сладкое, Дарья вспоминает об оставленном на Земле сынишке… у других что-то еще. Хотя, вероятно, оно и к лучшему. Даже не вероятно, а наверняка. Будить дар тем, чтобы думать о какой-нибудь мерзости… Нет, такого никому не пожелаешь.

– Ты опять мне ничего не ответил. – В голосе Ирмы была грусть.

– Нет и еще раз нет! И сама себя не вздумай! И никого другого не смей просить! Пока человек жив, у него остается надежда. И не надо лишать ее себя. Все будет хорошо, Ирма. Вернетесь вместе со Славой на Землю, уедете в глухую деревню, заведете хозяйство, научишься коров с козами доить. Да, и не забудь забрать у него карточку. Только не пойму, как ты ею там будешь пользоваться?

Ирма улыбнулась, пусть и грустно, но все-таки.

– Теоретик, ты чего жадрами разбрасываешься?

Гудрон находился достаточно далеко и не мог слышать наш с Ирмой негромкий разговор. Но мой бросок увидел, так же как и определил предмет, который точно долетел до реки.

– На счастье, – заявил я. – Чтобы у нас все сложилось хорошо.

Трофим с Остапом явились уже под утро. Они привели с собой пленного перквизитора. И, что удивительно, еще какого-то человека. Который точно не мог быть нашим врагом, иначе зачем бы ему оставили оружие?

Глава двадцать третья

С пленником все было понятно без слов. Он и выглядел типичным перквизитором – крепкого телосложения и с каким-то волчьим взглядом. Хотя может ли он быть иным у человека, который знает наверняка, что жить ему осталось немного? Умоляющим и потухшим? Нет, только не у перквизиторов! Не было случая, чтобы они сдавались в плен или, все же туда угодив, молили о пощаде. По крайней мере, о подобном не слышал. Запястья у него были туго перехвачены за спиной. Слишком туго, поскольку кисти начали уже синеть от недостатка крови. Да что там синеть, местами выглядели почти черными. Наверняка ему больно, но сомневаюсь, что он попросит немного ослабить путы. На правом виске багровела здоровенная шишка, и потому без всяких объяснений становилось понятно, каким именно образом его взяли – ударом кулака. Наверняка трофимовского – сила у него, что называется, звериная. И бить он умеет.

Перквизитор обвел всех нас взглядом, наверняка отметив про себя, что все мы как один обряжены в бронежилеты из пластин гвайзела. Любуйся сколько угодно. И еще приди к той мысли, что получили мы их, не обдирая смердящие трупы самого свирепого и неуязвимого на этой планете зверя, но взяли в бою. И теперь носим, несмотря на повсеместное убеждение, что брать с мертвых перквизиторов, опасаясь их мести, ничего нельзя.

– По дороге недалеко отсюда подходящее местечко приметил, – сказал Трофим, после того как мне дали полюбоваться пленным.

– Чуть позже.

Слова его были понятны: не на виду же у всех допрашивать! Наверняка пленнику придется причинять такую боль, которая станет для него невыносимой, иначе толку не будет. Люди у нас ко всему привычные, но не стоит делать этого на глазах у Ирмы, даже если она отнесется ко всему с пониманием. Вскоре станет светло, тогда и приступим. Торопиться особенно некуда, день потерян, поскольку переправляться днем через реку мы ни за что не будем.

Сейчас меня куда больше интересовал второй человек. Молодой парень, определенно младше меня. Лицо его трудно было разглядеть из-за недостатка света, но возраст определить легко. И легко увидеть порез на шее, который выглядел темной полоской из-за запекшейся крови.

– Вовремя смог сдержаться, – объяснил его происхождение Остап. – Буквально чуть-чуть, и все!

– Сам виноват, – улыбнулся незнакомец. – Нечего было за оружие хвататься. Хотя что мне еще оставалось делать, когда вы в двух шагах от меня внезапно объявились? Как лесные духи какие-то. – Он широко улыбнулся.

– Ну, справедливости ради, ты и сам тихо как мышь сидел, – сказал Трофим. – Могли бы и вовсе тебя не заметить, если бы не наткнулись.

Их слова явно предназначались для меня и остальных, между собой они давно уже все выяснили.

– Звать как?

– Григорий. Полугнин.

«Еще один Гриша, – подумал я. – Двух уже потеряли, и хочется надеяться, что с этим все будет в порядке. Хотя и не факт, что он станет одним из нас».

– Что же ты там делал, Григорий Полугнин, вблизи перквизиторов?

– По следу за ними шел.

– Мести желаешь?

Отважный паренек, чего уж там говорить. В одиночку, в местах, где он наверняка ни разу еще не был, выслеживать перквизиторов. Которые сами кого хочешь сумеют выследить.

– Ослабь веревки, – обратился я к Остапу.

Что-то чересчур багровыми становятся руки у перквизитора. Сначала тот даже не понял, о чем я именно. Затем недоуменно спросил:

– А смысл?

Зачем ослаблять, если долго он не проживет?

– И все же ослабь.

Смысл, Остап, в том, что мы – не перквизиторы. Да, мы будет делать ему запредельно больно, да, обязательно убьем его сразу же, как только убедимся, что ничего больше из него не выудить. Но сейчас-то зачем лишние муки причинять?