Кирилл и Ян (сборник)

Утром Шкет проснулся первым. Похоже, он и заснул первым, потому что в полудрёме слышал, как сосед вздыхает, ворочаясь с боку на бок. …И чего человеку надо?.. Сыт, крыша над головой есть… Это стало его последней мыслью перед тем, как серое осеннее утро осторожно заглянуло в окно.

Шкет вылез из-под одеяла и, несмотря на холод, умылся (этот ритуал он никогда не нарушал, так как призван был доказать его принадлежность к «роду человеческому»); потом подошёл к окну — на траве и по верхнему краю забора белел иней. Это расстроило Шкета — он-то в тайне надеялся на глобальное потепление, о котором вычитал в обрывке газеты, но, оказывается, всё враньё, и пора присматривать тёплый подвал, пока не все они заняты конкурентами.

…А, может, мне повезёт прям, сегодня?.. Это утро, как и каждое, начиналось с навязчивой мечты о пачке зелёных денег. Надо идти, пока их не нашёл кто-то другой!..

— Эй, — он ткнул спящего в бок, — вставай! Покажу тебе, где найти отца Геннадия, а то, глянь, на улице-то снег… Сейчас похаваем и пойдём, — он по-братски разломил остатки хлеба и заварил «чай», — и учти, дальше наши пути расходятся, понял?

— Понял, — согласился парень, подсаживаясь к столу. По его лицу было не ясно, как он отнёсся к подобной перспективе, но Шкета это и не волновало — главное: никто не сможет отнять у него зелёные деньги. Если, конечно, он найдёт их…

…Что, значит, «если»?.. Обязательно найду — не сегодня, так завтра! У меня ещё есть время до настоящего снега!..

Храм, куда направился Шкет, был одним из многих, выросших в последнее время на месте городских парков и пустырей. Строили их обычно наспех, из белого кирпича; купола не золотили, а красили серой краской, и расписывали иконостас выпускники художественного училища, но люди радовались и этому. Растерявшиеся оттого, что, оказывается, семьдесят лет поклонялись ложным идеалам, они кинулись срочно искать другие ценности, но не найдя новых, вернулись к хорошо забытым старым.

Правильно это или нет, Шкет не задумывался — он знал только, что при старом строе ему жилось лучше. Была ли в том заслуга Коммунистической партии или, наоборот, просчёты нынешнего Президента, а, может, и невнимание Бога, вдруг снова ставшего первоосновой, сменив скорбным ликом добродушного дедушку Ленина?.. Похоже, никому из них просто не было дела до какого-то Шкета. Ну, тогда и ему плевать на них на всех!..

Отец Геннадий был таким же «новоделом», как и его храм. Из литературы Шкет помнил, что поп должен жить при церкви, у него должно быть хозяйство с курами и свиньями, толстая попадья и куча толстых детишек. С отцом Геннадием Шкет не был знаком близко, но сведущие люди рассказывали, что живёт он в просторной трёхкомнатной квартире; жена у него молодая и красивая, а ребёнок всего один, и вовсе не толстый, и ходит в самую обычную школу. Сам отец Геннадий приезжал на работу в синем «Форде», и сейчас, стоя перед закрытым храмом, Шкет выискивал его глазами в потоке проезжавших машин.

— Сейчас приедет, — успокоил он своего спутника, хотя тот и не думал волноваться, — как подойдёшь, сразу начинай про сострадание, про Бога, который заботится о «заблудших овцах» — он это любит…

Шкет не успел закончить своих наставлений, потому что синий «Форд» вкатился на площадку перед храмом и остановился. Из него появился молодой человек в кожаной куртке и джинсах. Единственным, что осталось от классического образа, были бородка и длинные волосы (правда, и они оказались собраны в хвост).

— Отец Геннадий! — крикнул Шкет. Священник прищурился, и узнав его, пошёл навстречу.

— Всё-таки все дороги ведут в храм, да, сын мой? — спросил он с улыбкой.

Шкет не собирался очередной раз вступать в полемику и сразу перешёл к делу.

— Отец Геннадий, — сказал он, — тут парень ко мне прибился. У вас не найдётся чего-нибудь тёплого? А то, смотрите сами…

— У нас для всех всё найдётся. Бог милосерден. Иди-ка сюда, — отец Геннадий поманил парня, — расскажи, что с тобой случилось, сын мой.

— Я не помню, — парень вздохнул, — очнулся в парке. Ни документов, ни денег…

— Но не избитый, — заметил Шкет, — может, опоили чем?

— Господи, — отец Геннадий перекрестился, — куда катится этот мир!..

— А куда? — с любопытством спросил Шкет, но священник не удостоил его ответом.