Читаем Клавдий. Нежданный император полностью

Наученный более чем вековым горьким опытом предшественников, Октавиан понимал, что реформы надо проводить с крайней осторожностью, и потому продвигался вперед мелкими шажками, понемногу забирая полномочия, к которым как будто бы и не стремился. На первом этапе (30–23 годы до н. э.) он довольствовался тем, что регулярно становился консулом, не принимая диктатуры, которой Цезарь придал чересчур царское значение. Кстати, этот особый вид магистратуры навсегда выйдет из употребления. Благодаря званию консула, которое ему продлевали каждый год, Октавиан обладал высшими властными полномочиями консулов и преторов: мог командовать войсками, созывать сенат и народные собрания, заключать граждан в тюрьму. Но в течение этого периода он также благосклонно принимал почести, которые, не увеличивая его мощи, выделяли его особу. Так, в 29 году до н. э. он получил позволение постоянно носить титул «император», тогда как при Республике это было лишь временное отличие, которое полководец, одержавший победу, получал на время триумфа. С юридической точки зрения это не наделяло Октавиана никакими особыми прерогативами, однако таким образом в нем признавали носителя высшей власти. В итоге этот титул будет передаваться всем его преемникам, и не случайно в наши дни этим словом обозначают главу нового государства, порожденного Историей. Гораздо важнее то, что в практическом плане Октавиану затем пожизненно присвоили jus agenda (право действия) — важный элемент власти трибунов, который наделял народных трибунов законодательной инициативой в народных собраниях. В тот же год сенат проголосовал за введение общественных и частных молитв о здравии нового властителя.

В 28 году до н. э. высокое собрание пошло еще дальше, наделив Октавиана титулом «принцепс сената». Это был древний титул, который раньше носил «первый из сенаторов» — первый в списке, называемом «альбумом». Во времена Республики так называли старейшего из бывших цензоров или консулов, который получал «прерогативу», то есть право первым высказываться во время дебатов. Отныне этот титул будет предназначен императору и новый политический режим получит название «принципат».

Но самый важный конституционный переворот произошел в 27 году до н. э. 13 января Октавиан отрекся от своих полномочий перед сенатом, который умолял его принять их снова. После первого акта этой умело поставленной комедии был достигнут своего рода компромисс, по которому «принцепс» получал на десять лет «империум», распространяющийся на Галлию, Испанию и Сирию, оставляя прочие провинции под властью сената. Три дня спустя сенат проголосовал за ряд почестей для Октавиана, самой важной из которых было присвоение ему титула Август. Этот религиозный термин входит в одну семантическую семью с такими словами, как «ауспиции» (гадание по полету птиц) или «авгур» (толкователь знамений). Переплетение религии и политики, характерное для власти в Риме, позволяет понять, каким превосходством это простое слово наделяло Октавиана.

Став Августом, он отныне признавался высшим обладателем мистической власти — auctoritas, которую стоит вкратце описать, чтобы понять атмосферу той эпохи. В Риме слово auctoritas обладало совершенно четким смыслом, который вовсе не передается словом «авторитет». Оно обозначало политический вес учреждения (в первую очередь сената) или человека — магистрата или сенатора. В то время, когда власть обладала двойной природой — божественной и человеческой, оно отражало как раз мистическую законность политического органа, присваиваемую Небом и признаваемую обществом. Иначе говоря, auctoritas — вертикальная связь человеческой власти с Небом. При этом главным носителем ее всегда был республиканский сенат, а уже после него отдельные магистраты и сенаторы. Это не означает, что у достопочтенного собрания было больше власти, чем, например, у консула. Наоборот, меньше, поскольку сенат не обладал, как консул, законодательной инициативой, а собирался по его приказу. Он и не голосовал за законы — это было прерогативой народных собраний. Но поскольку он состоял из людей, ранее облеченных высшей властью, то его политический вес (то есть auctoritas) был таков, что на деле его мнением попросту нельзя было пренебречь. И вот теперь становится понятен истинный смысл революции 27 года до н. э. Наделив Октавиана титулом Август, древнее собрание сложило с себя высшую auctoritas, чтобы передать ее человеку, уже признанному главой — принцепсом. Так начала потихоньку складываться монархия, сосредоточив в одних руках большую часть imperium и высшей auctoritas.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии