Миновав первую серию контрольно-пропускных пунктов, мы вскоре оказались на дороге, ведущей к Суэцкому каналу, петлявшей вдоль сверкающе-белых пляжей Красного моря. Под теплыми лучами утреннего солнца, пронизывавшего наш туристический автобус, я закрыл глаза и представил себе ту же местность, какой она была более 3000 тысяч лет тому назад, когда люди из Египта путешествовали этим маршрутом в горы, откуда мы теперь возвращались. Если не считать автобусов и асфальтированных дорог, спрашивал я себя, насколько изменилась эта местность? Впрочем, вскоре я вступил в беседу с членами нашей группы, с нетерпением ожидавших того часа, когда мы вступим под своды древних камер пирамиды Хеопса, посещение которой было запланировано на вечер после прибытия в Каир.
И вдруг автобус резко сбавил ход. Пока он останавливался у запруженного людьми каирского бульвара, я встал и со своего места, находившегося как раз за сиденьем водителя, поглядел в передние окна в поисках знакомых примет или ориентиров, чтобы определиться на местности. К моему удивлению, мы остановились перед монументом, который является одним из самых значимых и священных символов Египта, возможно даже более значимым, чем сами пирамиды, — перед надгробным памятником бывшему президенту Египта Анвару Садату.
Двигаясь к нашему гиду, чтобы выяснить причину остановки, я наблюдал, как за стенами автобуса происходило нечто необъяснимое. Солдаты, сидевшие в грузовике, спрыгнув на землю, вместе со своим командиром и нашим водителем собрались в кучу, что-то горячо обсуждая. Выйдя из автобуса, я по загадочному выражению на лицах солдат, водителя автобуса и нашего египетского экскурсовода сразу же понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Одни из них стучали пальцами по стеклянной крышке своих наручных часов и подносили их к уху, чтобы убедиться, что они идут. Другие что-то возбужденно кричали друг другу, обмениваясь короткими фразами на арабском.
— Что происходит? — спросил я нашего гида. — Почему мы стоим? Это же не наш отель!
Он поглядел на меня с каким-то особым выражением во взгляде, где перемешивались благоговение и страх.
— Здесь что-то не так, — сказал он напряженным голосом, резко контрастировавшим с его обычным веселым тоном. — Мы не должны здесь быть!
— О чем ты говоришь? — удивленно спросил я. — Естественно, не должны. Мы должны быть не здесь, а на пути к отелю в Гизе.
— Нет! — сказал он. — Вы не понимаете! Мы еще
Я посмотрел настоявшего передо мной человека, и меня вдруг охватило какое-то сверхъестественное чувство. Хотя я уже испытывал нечто подобное, когда бывал один, однако с целой группой при мне ничего такого никогда не происходило. Действительно, коль скоро мы неотрывно следовали за военным грузовиком, то как, спрашивается, с учетом ограничений в скорости и дополнительных задержек на контрольно-пропускных пунктах, мы смогли одолеть весь путь за половину времени? Хотя расстояние от поселка Святой Екатерины до Каира не изменилось, пока мы преодолевали его, у нас изменилось само ощущение времени. Это был факт, зафиксированный ручными часами военных людей, то есть вооруженной охраны, сопровождавшей нас, и самих пассажиров автобуса. Было такое ощущение, как будто воспоминания этого дня каким-то образом ужались до половины требуемого времени. Где же остальная половина? Что с ней случилось и почему? Возможно, ключом к разгадке этой проблемы служат разговоры, которые мы вели во время поездки.
Я уже упоминал о том, что на этот вечер у нас было запланировано посещение пирамиды Хеопса. Для многих это было вершиной нашего путешествия, а потому с самого утра, когда мы тронулись в путь, служило темой нескончаемых разговоров. В невинном предвкушении события, которое еще только должно было состояться, члены нашей группы говорили о нем так, как будто оно