Кофе с перцем и солью

— Доброго утра, мисс Энн, — сказал он непринужденно. Ни вам «леди», ни «графиня Эверсан»… Как будто мы родственники! — Прекрасно выглядите нынче, мои комплименты. Эта весна определенно вам к лицу. Мне всегда было любопытно перекинуться словечком с внучкой той самой Эверсан, Обогнувшей Земной Шар! Я что-то вроде коллекционера — собираю интересные знакомства. А вы к тому же оказались такой милой леди!

Получается, я — экспонат в его коллекции?

Наверное, ослышалась. Не иначе.

По правде говоря, я несколько потерялась в том словесном потоке, который излил на меня детектив. Только незаменимый опыт поддержания бесконечных разговоров ни о чем, которые вечно велись в кофейне, позволил мне выгнуть бровь и спросить вежливо:

— Неужели?

Гм. Кажется, насчет опыта я погорячилась.

— Да, да, — с воодушевлением закивал он. — И я вдвойне рад, что мне не приходится работать с вашим трупом, мисс Энн.

— А уж как я рада…

—…ведь это было бы довольно трудное дело. А так в моем распоряжении появляется замечательная ниточка к разгадке, — невозмутимо продолжил Эллис. И тут же улыбнулся: — Но, разумеется, я рад не только тому, что у меня есть живой свидетель преступления. Жаль, если такая очаровательная леди погибла бы во цвете лет!

Чтоб меня молнией поразило, если я поняла — пошутил Эллис или сказал насчет «ниточки» серьезно! Скорее уж, с иронией прозвучало последнее замечание — о моем очаровании.

Да и в целом впечатление детектив производил противоречивое.

Он то и дело проводил рукой по волосам — то зачесывая их назад, то опять взъерошивая. Белые и черные прядки перемешались, превратив яркую шевелюру детектива в совершенно неприметную. Соль с перцем, абсолютная серость… Интересно, а сколько ему лет? На вид немногим старше меня, но эти морщинки у глаз… Да и седина не в двадцать лет появляется. Тридцать? Тридцать пять? Сорок? Даже наметанный глаз хозяйки кофейни не мог определить. Путал мысли и невеликий рост Эллиса, и его неподражаемо живая мимика: казалось, что каждая черточка находилась в движении. Выгибались брови — удивленно, восторженно, скептически. Хлопали ресницы, по-юношески густые. Взгляд скользил от одного предмета к другому: фамильные портреты на стенах, городской пейзаж за окном, покрывала ручной вышивки на диванах, глухой ворот моего платья, Магда в подносом в руках…

— Так что за дело привело вас в мой дом с самого утра? — задала я дежурный вопрос, чтобы перейти от взаимных расшаркиваний к сути беседы. — Это связано с расследованием?

Магда послала мне разгневанный взгляд, но я велела ей выйти взмахом руки. Потом позавтракаю, после разговора. Если, конечно, останется время до открытия кофейни.

— Ну, разумеется, с расследованием. Хотя я с удовольствием заглянул бы к вам и по менее прозаической причине, — и вновь я не могла понять шутит он или говорит правду. Сейчас, когда детектив отвернулся от залитых солнцем окон, его глаза немного потемнели и теперь казались скорее серыми, чем голубыми. Странным образом это сделало Эллиса еще более беспечным.

Похоже, мне уже нравилось мысленно звать его этим фамильярным прозвищем. Оно гораздо лучше этого нагромождения звуков, под которым его представил мне начальник отдела в Управлении. Алиссон Алан Норманн. Первое имя означает «малыш», что, безусловно, ему подходит, второе — «самый значительный», а фамилия — «человек с севера». Забавное сочетание — пожалуй, еще смешней, чем у меня.

— И о чем вы хотели поговорить? — пришлось мне вновь поощрить детектива, продолжавшего все так же беспечно разглядывать обстановку.

— Поговорить… — эхом откликнулся он и перевел глаза на меня. — Вы не заметили вчера чего-нибудь странного, мисс Энн? — взгляд его внезапно стал тяжелым, пронизывающим, как зимний ветер.

Ну вот! Все те же глупые вопросы, что и вчера! Как же надоело!

— Разве вы не читали мои показания, мистер Норманн? — сухо поинтересовалась я. Пальцы так и норовили отстучать нервную дробь по подлокотнику или выдернуть нитку из юбки, но на помощь пришло жесткое воспитание пансиона для благородных девиц имени святой Генриетты. Руки оставались благонравно сложенными на коленях, спина — прямой, как учительская указка. Мать бы гордилась мною. — Там довольно ясно сказано, что на улице было достаточно темно, а нервное потрясение от удушья оказалось слишком велико, чтобы уделить должное внимание внешности преступника и его манерам. Могу сказать только, что это не джентльмен, ибо так обращаться с леди может только мерзавец самого низкого происхождения, — я машинально коснулась пальцами горла под высоким воротничком, которое окольцовывал отвратительный синяк.

Детектив улыбнулся: