Контракт

Рана казалась давно зажившей. Ан нет. Как часто ей говорили, что Женя предал ее, ушел к другому педагогу, и судьба его — чужая судьба, даже что-то про возмездие говорили. Ерунда какая! Не может мальчишка никого предать. Мужчины вообще поздно созревают, чтобы предательство можно было считать осознанным, многие попросту не взрослеют никогда. А тут — четырнадцатилетний пацан из не очень благополучной семьи. Боже мой, внутренняя культура в нем была необыкновенная, — и откуда, откуда, казалось бы?!.

Она поняла, что давно уже стоит одна в коридоре у двери своего класса, держит ключ в замке, вперившись взглядом в небрежно окрашенную масляной краской стену — как я не люблю этот способ замазывать наскоро! — а в пяти шагах от нее стоит девочка лет семи с развязавшимся в косичке газовым бантиком и серьезно смотрит на взрослую тетю. Наверное, она даже знает, что это Исидора Валерьевна, лучший педагог специального учебного заведения. Исидора улыбнулась и слегка кивнула девочке, поворачивая ключ. Скользя в пальто из коричневого тяжелого драпа мимо двери, не касаясь ее — вдруг краска еще не высохла? только вчера хмурый завхоз что-то подправлял — она вошла в класс, где два рояля.

А красавец Кирилл, переметнувшийся к Вальке Розанову примерно в том же возрасте, — ну разве можно его винить? «Школа Розанова — кузница лауреатов, он фаворит и консерваторский лидер. Это полезно, это необходимо», — убеждали Кирилла.

Он убедился и перешел к Валентину Юрьевичу. Она страдала тогда от потери Знаменского неимоверно. Даже больничный на неделю взяла, чтоб не видеть никого. Никогда по болезни этого не делала, болезнь на ногах не ощущается, дома больше от неприкаянности измаешься. А тут закрылась в доме, первый день в окно глядела, второй день гаммы часа три разыгрывала с этюдами Черни вперемежку. Исступленно грохотала ломаными арпеджио и хроматическими последовательностями, выколачивая каждую ноту, переливая звук от плеча в кончик пальца. Звук нехотя переваливался, а не переливался. Потом сыграла все мазурки Шопена и отправилась в спальню, задернула шторы и проспала часов тринадцать кряду. Обычно больше шести у нее не получалось. Проснулась с ясным ощущением, что ничего страшного не произошло и шторы нужно срочно раздвинуть.

И три дня потом слушала Владимира Софроницкого в записи. Скрябин может вылечить не только душевную болезнь, но и физическую, Исидора не сомневалась. Отчаявшимся нужно слушать «Поэму огня» с утра и до позднего вечера. Очень хороши оперы Вагнера, особенно «Лоэнгрин», «Тангейзер».

Если появится свободное время, Исидора непременно напишет книгу о том, какая болезнь и какой музыкой лечится. Она человек последовательный и конструктивный и, уверена, сможет найти медицинское объяснение, почему и куда уходит боль.

Мощные гармонии растворяют ее, расплавляют, изничтожают. Боль попросту улетучивается от несопоставимости с вселенскими масштабами звучащей музыки. Музыка материальна, целительность ее не изучена лишь потому, что медики организовали тайный заговор и отвлекают страждущих от оздоровительных прослушиваний, опасаясь полного и безоговорочного обнищания от потери привычных доходов.

Кирилл Знаменский — вовсе иная категория музыкантов, так же малоизученная, как и музыкальная терапия. Боль у Исидоры началась в основном из-за немереных усилий, ею затраченных на воспитание музыканта из потенциального футболиста. Усилий, унесенных ветром перемен. Переменой имени педагога, вернее. Он научился играть под ее руководством, она выкладывалась полностью и в результате вдохнула душу в почти «деревянного» парня! У нее получилось — и его тут же заприметили, увели. И он ушел, унося в багаже результат ее беспримерной победы. Эксперимент, что она проводила, удался. Она окультурила его силу и выносливость. Ужасно так говорить — «окультурила», но облагородила — не лучше. Да, Исидора делала это преднамеренно — понимая, что в случае удачи она воспитает железную машину. Победителя. Несгибаемого интерпретатора любой музыки адекватно эпохе и стилю. Вооруженного блестящим аппаратом, так музыканты называют руки, приспособленные быстро и точно играть на рояле. Аппарат есть — значит, у вас сильные точные пальцы, вы касаетесь клавиатуры должным образом, кисть расслаблена и плечи не зажаты.

Она занималась с ним самозабвенно, Кирилл схватывал на лету, работа с ним заставляла думать, находить ответы и принимать решения, подлинно творческий процесс. Он мгновенно запоминал текст и подчинялся ей беспрекословно, усваивал легко, а легендарное умение сосредоточиться позволяло ему заниматься всего два-три часа в день, что тоже вошло в легенду. Многие не верили, но это чистая правда.