Вдруг в неразбериху коллективной приподнятости вторглись новые звуки, Дэн поначалу и не разобрал, что произошло. Мощные аккорды доносились откуда-то, ему показалось, сверху. Аккорды перечеркнулись несколькими глиссандо вверх-вниз по клавиатуре и перешли в дикую мелодию вакхической пляски.
Дэн даже вскрикнул, не удержался: «Вот это да!» За роялем сидел его недавний попутчик, Кирилл, — и то ли стремился поддержать всеобщее возбуждение, то ли с уверенностью хозяина давал понять, что пришло время сосредоточиться и переключить внимание на сцену. Мелодия октав завершила вступительную часть, он встал со стула, подошел к микрофону и улыбнулся. Зал восторженно откликнулся, аплодисменты не давали заговорить, но Кирилл одним взмахом руки добился мгновенной тишины. Дэн будто впервые увидел его — ошеломляюще красив, высок, подтянут, властен:
— Я начинаю этот вечер словами благодарности всем, кто пришел на наш фестиваль. Всем моим друзьям — музыкантам, что откликнулись на зов и приехали сюда. Эти три дня станут незабываемым для всех, кто нас слышит. Джаз — это пение, слезы, радость, отчаяние. Джаз — это жизнь. Три дня мы проживем вместе!
Не дожидаясь, пока смолкнет рев приветствий, Кирилл вернулся к роялю и стал негромко наигрывать плавную мелодию. Зал угомонился, затих — слышно было даже, как остроносый ботинок пианиста легко прикасался к педали. Дэн оглянулся — ложа заполнена людьми, у дверей толпились — но взгляды устремлены на сцену. Единство взглядов. Единогласно, почти безгласно.
Слушали кумира, встречи с которым редки и нельзя пропустить ни единого звука. Дэн мало что понимал в джазе, но через несколько минут он и сам растворился в потоке ритмических волн. Концерт шел нон-стоп, на сцену выходили музыканты, вот уже квартет играет, вот дуэт на сцене, ба! — это же Веня-виолончелист! — Дэн узнал его, но парня будто подменили, он весь внимание, вместе Веня и Кирилл играли отменно.
Когда играют здорово — это понимаешь сразу, спецподготовка не нужна. В зале то и дело понимающе реагировали, аплодировали и гудели, приветствуя популярные джазовые риффы одобрительным гулом, принимая очередной гармонический поворот как личное достижение. Откуда в Сибири столько продвинутой и понимающей публики? — уму непостижимо! — удивлялся про себя Дэн. Он совсем иначе увидел Россию, покинутую когда-то безо всякого сожаления, скорее с облегчением и радостью. Джазовая Россия ему нравилась. Жаль, он не узнал ее раньше. И как возможно, чтоб два красномордых бузотера так преобразились? Как вообще возможно, чтоб человек, представший ему в образе портового грузчика, оказался прославленным музыкантом?..
После концерта, оглохнув от оваций, не переставая дивиться собственному восторженно-приподнятому настроению, он тронул за плечо паренька, просидевшего три часа в соседнем кресле (и за все три часа он ни разу не оторвал взгляда от рук Кирилла): «Правда ли, что это музыкант с мировым именем?» Парень снисходительно его оглядел, миг или два колебался, стоит ли связываться, наконец, старательно выговорил: «Кирилл Знаменский — ярчайшая восходящая звезда. Уникальное дарование, он играет классику и джаз, он истинное чудо! Гордость города, да что там — России! Он ломает каноны и создает новые, с его талантом имеет право. Когда слышу его — понимаю, что я жалкий любитель, хотя учились когда-то вместе. Нет, я не завидую, ему нельзя завидовать, можно принимать или не принимать. Я — преклоняюсь». Во время этого монолога Дэн пожалел о своем вопросе. Музыканты, видимо, все поголовно ненормальные.
Незабываемый вечер. Впервые он обрадовался пробуждению во время полета. Должны иногда происходить незапрограммированные события. Встряхивает, что ни говори. Завтра, пожалуй, он доведет до конца процесс подписания контракта. Важного контракта, но если удастся — жена будет в восторге, процентов от сделки хватит на дом ее мечты!
Уже на улице он понял, что вырвался на волю неожиданно споро, вертким буром проламывая сгрудившуюся в дверях публику.
И ветер, ветер сбивает с ног! — он беспокойно огляделся вокруг, но три-четыре шага — и таксист резко затормозил прямо перед ним. Дэн облегченно выдохнул: спасен.
Приближение блудного брата
Виталик до сих пор стыдится, что прервал орлиный полет. Малец совсем, решил отцу доказать, что бьет без промаха. Отец рассердился, замахнулся было, да руку сдержал. Сам выучил сына стрелять. Секреты открыл охотничьи. Но орел не мишень, орла подстрелить примета недобрая. Он долго тогда Виталику объяснял: охота — дело серьезное, не забава. Выехали на кабана — ждем, выискиваем, стреляем.
Отец охоту любил не за выстрелы. За ширь суровых степных просторов, за прошибающий пот, за усталость, за длинные переходы. Тренировка выносливости. Солнце жарит, суровые условия похода любые тревоги переплавят в обычные хлопоты, другие заботы рассеются. Отец возвращался с охоты радостным. Физические испытания для него — как санаторное безделье для его первого помощника. Отец капитаном сухогруза был.