Крабат, или Преображение мира

"Мне не нравятся военные корабли в бухте, сказал Каминг., Они портят пейзаж, их нужно убрать, чтобы они не мешали безмятежно наслаждаться красотой этого райского уголка. Мне мешает и оборванный мальчишка на молу: ему бы не фисташки продавать, а играть с другими детьми. Или сидеть за партой".

Скупой жест, не относящийся к делу, дружески интимный вопрос к ровеснику: "Вы любили ходить в школу?"

"Да", ответил Крабат.

"А я нет, - сказал Каминг. - Никогда. Andra moi enepe musa... (строка из "Одиссеи": Муза, скажи мне о том многоопытном муже...) это было для меня мучением, и, когда я вспоминаю о школе, мне кажется, что мы учили одно и то же: как люди мечутся в поисках счастья и не находят его. Как плавал Одиссей по всем морям, попадая к разным чудовищам в поисках химеры, Итаки, чтобы вернуться в свой дом, где ему пришлось убивать. Или Ахилл у стен Трои, куда он попал из-за шлюхи Елены. А эти военные корабли в бухте, из-за какой шлюхи они здесь?"

"Это ваши военные корабли", сказал Крабат.

"Нет, это военные корабли, - с нажимом возразил Каминг. - Мне безразлично, считаете ли вы меня в данной ситуации Ахиллом или Патроклом. Важно другое - как далеко мы ушли от Трои?"

Он дал Крабату время подумать, взял из вазы яблоко и стал есть его. Его крошечный рот, бросавшийся в глаза из-за явной несоразмерности с широким, массивным лицом, открывшись, превратился в огромную квадратную пасть с частоколом мелких острых зубов.

Крабат рассматривал жующего яблоко Каминга и думал: как кит изрыгнул из своей пасти пророка Иону, так и этот изрыгнет из себя ТРЕТЬЕГО.

Но еще не пришло время. Каминг коротким, резким движением положил огрызок яблока на тарелку и вытер руки салфеткой. Рот закрылся, толстые, мясистые губы спрятались внутрь, и его рот, теперь Крабат увидел это совершенно отчетливо, притаился в складках его обрюзгшего и бесформенного лица, как алчный зверь, подстерегающий добычу.

"Вы еще молчаливее, чем ваш друг Ямато, - сказал Каминг. - Конечно, вы, люди науки, думаете о важных вещах, к чему вам пустые разговоры".

Он выдержал паузу, вынуждая Крабата ответить, но тот так и не заговорил. Тогда Каминг поспешил придать своему лицу выражение озабоченного достоинства.

"Я простой человек, Сербин, но и я думаю над судьбами мира, я достаточно жил на свете, чтобы чувствовать свою ответственность. Хочу быть с вами откровенным: когда я узнал, что вы приняли мое приглашение, я, ни минуты не раздумывая, отправился сюда, но не для того, чтобы наслаждаться этим прекрасным утром или любоваться еще более прекрасным закатом, нигде в мире не бывает таких закатов. Я здесь для того, чтобы договориться с вами".

Каминг говорил медленно, запинаясь, с долгими, мучительными паузами, которые, как он думал, сами по себе должны были вызвать у собеседника нужные образы. Могло показаться, что он придавал этим паузам особое значение, ибо перемежал их лишь скупыми комментариями. Но все-таки он решил не слишком полагаться на образы, которые неизвестно как преломляются в голове у собеседника, поэтому он стал заполнять паузы тщательно обдуманными словами, обдуманной была даже их неточность и неясность, он цитировал философов, экономистов, социологов, медиков, сопоставлял чужие мысли с собственными, подкреплял свои мысли чужими, излагал разные теории и постепенно, не торопясь, наводил разговор на книгу, которую писал: Счастливое человечество, или Мир счастливых людей.

Вывод, который он затем сделал, не был неожиданным для Крабата, хотя Каминг рассчитывал поразить им как ударом грома: "Мы стоим перед выбором - погибнуть или создать в будущем такой мир. Мы - это вы, профессор Сербин, и я. Только мы можем создать этот мир. Это в наших с вами силах. И наш с вами долг - объединить знания и силы, чтобы спасти человечество от самого себя".

"Каким образом?", спросил Крабат.

"Военные корабли там в бухте, - улыбнулся Каминг, - одинаково неприятны мне и вам, а вы нашли формулу, которая сделает их ненужными. И никто не будет гнаться за шлюхой Еленой, и не будет больше Трои",

"Если бы я нашел формулу, сказал Крабат, она бы уничтожила все человечество и заселила землю новыми людьми".

"Лучшими", - уточнил Каминг.

"Антилюдьми, - возразил Крабат. - Они будут неспособны думать о будущем и постепенно станут откатываться назад, пока не вернутся в первобытное состояние".

"Вы же нашли эту формулу, Сербин".

Крабат удивленно поднял голову: это был ТРЕТИЙ. Неужели уже пришло время?

"Формула бессмысленна, - ответил он. - Она доказывает лишь свою собственную абсурдность".

ТРЕТИЙ снова спрятался в китовую пасть, а Каминг спросил: "Можно с ее помощью излечивать рак?"

"Да".

"И восстанавливать ампутированные конечности?"

"Да".

"И уничтожать наследственные болезни?"

"Да".

"И ликвидировать дефекты мозга?"

"Да", - подтвердил Крабат в четвертый раз.

Каминг посмотрел на него, как на сумасшедшего. "Почему же тогда ваша формула бессмысленна?"

В его голосе прозвучало с трудом скрываемое удивление, к которому примешивалась тайная надежда или злорадное, пока еще дремлющее на цепи, как дворовый пес, торжество.