Это ночной кошмар всех родителей. Сивагама и ее муж, Нагешвар Рао, маляр на стройке, провели следующие пять лет в поисках Субаша, прочесывая всю южную Индию. Семья не оставляла надежды, что он все еще жив и находится где-то неподалеку. Они задействовали в качестве частных детективов своих друзей и родственников и верили любым слухам – даже тем, что поступали из самого Хайдарабада, который лежит в 500 километрах к северу. Чтобы найти деньги на поиски, Нагешвар Рао продал две маленькие хижины, которые унаследовал от родителей, и перевез семью в однокомнатный, крытый соломой бетонный домик недалеко от мечети. Также им пришлось ради экономии забрать из школы дочь; из-за судебных издержек семейство из нижнего слоя среднего класса стало практически нищим. Но следов Субаша найти не удавалось.
Однако в 2005 году случились перемены к лучшему. Один полицейский в Ченнаи услышал, что где-то в переполненном баре двое мужчин громко спорили о похищении детей. После допроса эти мужчины и две женщины, оказавшиеся их подручными, признались, что крали детей по поручению Малайзийского центра социальной службы (МЦСС), который отправлял их на экспорт не подозревавшим плохого иностранным семьям. Похитителям платили по 10 тысяч рупий – примерно 236 долларов за ребенка.
Согласно полицейскому документу, предъявленному в суде, бывший садовник центра Г. П. Манохаран признался в том, что похитил Субаша; изъятые из МЦСС записи показали, что на следующий день после похищения туда действительно был принят мальчик примерно того же возраста; именно в тот день Нагешвар Рао подал заявление о пропаже сына. Примерно через два года Субаш был усыновлен. Я рассмотрел наряду с остальными документ об отказе, в котором говорится, что мать не может больше заботиться о ребенке и оставляет его на попечение приюта. Он оказался подделкой: по словам полиции, преступники изменили имя ребенка на Ашраф и состряпали ему фальшивую историю, включавшую заявление фиктивной биологической матери.
С 1991 по 2003 год, согласно документам полиции Ченнаи, МЦСС организовал по меньшей мере 165 международных усыновлений, в основном в США, Нидерланды и Австралию, заработав на этом около 250 тысяч долларов. Если индийская полиция располагала верной информацией, то ребенок, которого ищут родители, обрел новое имя и новую жизнь. Скорее всего, он не помнит ни родной матери, ни родного языка. Большинство международных усыновлений – закрытого характера: биологические родители не имеют гарантированного права на контакты с ребенком, а конфиденциальность этого процесса затрудняет поиск детей, которые могли быть усыновлены по фальшивым основаниям.
После того как Субаш исчез, Сивагама погрузилась в глубокую депрессию. Сейчас, через десять лет, она все еще очень слаба, под глазами у нее резкие темные круги. При упоминании имени сына она разражается слезами, утирая уголки глаз сари.
«Почему мы должны платить за то, что сделали преступники? – с мольбой вопрошает она. – И зачем и без того переполненному детскому дому еще и красть детей на улицах?» Возможно, Субаш рассматривался как выгодный вариант для усыновления благодаря светлой коже и хорошему здоровью.
В Ченнаи, в надежде узнать больше, я гнал свой маленький черный Hyundai среди бесконечного потока грузовиков, рикш и бродящего скота на окраину города, где расположен МЦСС. После первых обвинений МЦСС закрыл приют и больше не занимается международными усыновлениями. Однако центр все еще реализует некоторые социальные программы и держит начальную школу.
Я остановился у ярко-розового здания, вылез из машины и прошел через кованые ворота. Мужчина в белоснежной рубашке тут же перехватил меня и представился Динешем Равиндранатом. Это имя я знал из полицейских отчетов, где утверждалось, что он помогал похищать детей. Он рассказал, что руководит МЦСС с 2006 года, когда умер его отец. Он также является юристом центра. Равиндранат заявил, что расследование деятельности его организации, которая попала во все новостные заголовки в Индии, приняло характер охоты на ведьм и это он – настоящая жертва. Полиция, по его словам, использует расследование для вымогательства денег у организации. «Закон гласит, что мы не можем требовать слишком много подробностей у женщины, желающей сдать ребенка на усыновление, так что приходится верить на слово», – пояснил он.
Но документальные отказы от детей, к которым я получил доступ, содержат подписи как должностных лиц МЦСС, так и подозреваемых в похищениях, которые признались, что доставили в приют множество детей под измененными именами. Когда я прижал Равиндраната, потребовав объясниться насчет выплат, которые, по утверждению преступников, те получали от МЦСС, он заявил, что ситуация была понята неправильно. «Мы даем женщинам, которые приходят к нам, две-три тысячи рупий [около 47 долларов] – но в качестве благотворительности, а не как плату за похищение ребенка, – сказал он. – Так происходит повсюду. Мы просто стали козлами отпущения».