Было тепло, но сумеречное небо отдавало чем-то зимним и при взгляде на него у Гудкова по спине пробежали мурашки озноба. Зажглась иллюминация, фонари. Теперь стала слышна игравшая в парке музыка: то ли её тоже только включили, то ли в темноте обострился слух. От трескотни проснувшихся цикад всех мастей уши словно чесались. Уезжать не хотелось. Вечер был таким гармоничным, ненавязчивым и уютным, а дома – вынужденность с Лизой.
– Так не едь, – спокойно резюмировал Олег.
Гудков усмехнулся.
– Легко сказать…
– Да не расскажет она никому!
– Скажет – домогался.
– Я буду свидетелем защиты.
– Ага! Херню не городи.
– Ну тогда… хорошего тебе вечера.
Гудков грустно улыбнулся и отбил пятёрку товарищу.
Он пробросил лонг чуть вперед, разбежался и вскочил на доску. Движение унимало дурацкие мысли. Да и мысли вообще. До парковки Гудков добрался быстро. Он убрал доску в багажник, плюхнулся на сидение и открыл все окна – после солнечного дня в салоне было душно. Несколько минут он сидел закрыв глаза, наслаждаясь тишиной, темнотой и бездвижьем. Гудков думал о том, как придёт домой, скинет просоленную одежду, смоет липкую плёнку пыли и пота прохладной водой и душистым ментоловым гелем, выпьет сладкого чаю, наденет чистое бельё и ляжет. Сейчас счастьем казалось просто растянуться на кровати и наслаждаться тем, как расслабляясь, тело растворяется в воздухе. И обязательно на свежем постельном белье. Гудков тряхнул головой. Нужно было ехать. Не дай бог Лиза припрётся раньше.
Гудков завёл машину, и та старчески завизжала – то ли ремень ослаб, то ли генератор издыхает. Гудков покраснел. Было неловко за то, что ездит на старье. Денег на ремонт вечно не оставалось. Он мысленно пожурил себя за слишком дорогие кеды. С другой стороны, тачка всегда находилась на грани поломки, так что он привык. Даже если починить и заменить всё, что можно, приличной машина все равно не станет. Двигатель прогрелся, визг шкивов затих.
Каждый раз, задумываясь о деньгах, не копейках за разнос еды или занятия, а серьёзных деньгах, казалось, что все вокруг зарабатывают больше. Даже Олег. Для него ученики – не заработок. Просто фан.
Олегу повезло. Он рано начал фотографировать, потом переключился на видео и теперь работает оператором на фрилансе. Ничего постоянного, скачет с проекта на проект, и не парится. И имеет втрое больше Гудкова. Гудков ничего не умел. Можно было бы, наверное, подтянуть спецуху, маткад и пойти по диплому инженерить, но одна эта мысль навевала скуку. Но что дальше? Всю жизнь горбатиться, протирая столы? Работай он инженером, у него был бы хоть какой-то рост. Можно было бы освоить новую профессию, но было поздно. Или не поздно. Гудкова ничего не интересовало настолько, чтобы броситься в это дело с головой. Может, он просто неудачник? Человек с покалеченным кругозором? То есть, в самом деле неспособный чем-то глубоко интересоваться, любить? Ведь буквально все вокруг находили что-то, в чём были хороши.
Глаза закололи придорожные баннеры. Реклама Острова с улыбающимися куклами «Все ваши желания для нас – закон», «Остров осуществит ваши самые смелые фантазии». Они перемежались рекламой новых микрорайонов и весенними сэйлами славиков к старту дачного сезона. Гудков вздохнул. Все это для каких-то других людей. Они зарабатывают, покупают вещи и путешествуют… Чёрт! Ведь он хороший человек! И всю жизнь он выживает. Это нечестно. Так быть не должно. Распорядитель мира просто готовит для него нечто фантастическое. За всё, что с ним произошло, должна быть награда? Нет, возможность. Да, возможность всё изменить. От этих мыслей Гудкова охватила привычная тоска, ощущение безысходности и нарастающая паника. Гудков стал снова думать о прохладном душе и о том, как после разляжется перед телевизором.