Кривой домишко

— Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — говорил мой отец, — не для того, чтобы сообщить вам нечто новое, а для того, чтобы услышать нечто новое из ваших уст — то, о чем вы умолчали накануне.

Роджер Леонидис страшно удивился:

— Умолчал?! Но я рассказал вам все — абсолютно все.

— Думаю, все-таки нет. Вы разговаривали с покойным в день его смерти? — Да, да! Мы с ним пили чай. Я говорил вам.

— Да, говорили. Но вы не сообщили нам о содержании вашего разговора. — Мы... просто... беседовали.

— О чем?

— О текущих домашних делах, о Софии...

— А о фирме по поставкам товаров в вашем разговоре случайно не упоминалось?

Наверное, до сих пор я смутно надеялся, что Джозефина все выдумала, но в следующий миг моя надежда бесследно испарилась.

Роджер переменился в лице — теперь вместо волнения и озабоченности на последнем было написано чувство, очень похожее на отчаяние.

— Боже мой! — Великан упал в кресло и закрыл лицо руками.

Тавернер лениво улыбнулся, как довольный кот.

— Мистер Леонидис, вы признаете, что были недостаточно искренни с нами?

— Откуда вы узнали об этом? Я думал, никто не знает... Я не понимаю, каким образом кому-то стало известно содержание нашего разговора...

— У нас есть свои способы узнавать правду, мистер Леонидис. — Отец сделал торжественную паузу. — Теперь вы, наверное, сами видите, что вам стоит все рассказать нам.

— Да-да, конечно! Я все расскажу! Что именно вы хотите знать?

— Действительно фирма по поставкам товаров находится на грани банкротства?

— Да. Ее уже ничем не спасти. Если бы только отец умер, не успев узнать ни о чем. Мне так стыдно... Это такой позор...

— Грозит ли вам судебное преследование?

Роджер резко выпрямился.

— Конечно, нет. Да, это банкротство — но банкротство честное. Я смогу выплатить всем кредиторам по двадцать шиллингов на фунт, если продам все свое имущество, — а я это безусловно сделаю. Нет, мне стыдно, что я не оправдал доверия отца. Он мне так верил! Он отдал мне свою самую крупную — и самую любимую — фирму. И никогда не вмешивался в мои дела, никогда меня не контролировал... Он просто... Просто верил мне... А я обанкротился.

— Значит, судебное преследование вам не грозит? — сухо сказал отец. — Тогда почему же вы с женой собирались тайком уехать за границу?

— Вы и это знаете?!

— Как видите, мистер Леонидис.

— Но разве вы не понимаете?! — Роджер порывисто подался вперед. — Я не мог сказать отцу правду. Это выглядело бы так, будто я прошу у него денег, будто я хочу, чтобы он снова помог мне встать на ноги. Папа... папа очень любил меня. И обязательно захотел бы помочь мне. Но я не мог... не мог больше заниматься бизнесом... Потому что все эти неприятности начались бы снова... Я совершенно не умею вести дела. У меня нет к этому способностей. Я не такой человек, каким был мой отец, — и я всегда знал это. Я очень старался, но у меня ничего не получалось. И я был так несчастен... Боже! Вы себе просто не представляете, как несчастен я был! Я долго пытался как-то выкрутиться и надеялся только на то, что милый старик ничего не прознает о моих неприятностях. Но потом стало ясно, что банкротства не избежать... Клеменси все поняла и согласилась со мной. Мы вдвоем придумали этот план. Никому ничего не говорить. Уехать. Пусть гроза разражается после нашего отъезда. Я собирался оставить отцу письмо с признанием... и мольбами о прощении. Отец всегда был так добр ко мне — вы себе не представляете! Но тогда бы он уже ничего не смог поделать. Вот чего я хотел: не просить его ни о чем, а начать где-нибудь вдалеке новую самостоятельную жизнь. Жить просто и скромно. Выращивать что-нибудь: кофе... фрукты... Зарабатывать только на самое необходимое. Конечно, Клеменси будет тяжело, но это ее не страшит. Она прекрасная женщина, просто прекрасная!

— Понятно, — голос моего отца был холоден. — И почему же вы передумали?

— Передумал?

— Да. Почему в конце концов вы решили пойти к отцу и просить его о денежной помощи?

Роджер непонимающе уставился на него:

— Но я этого не делал!

— Неужели, мистер Леонидис?

— Вы все совершенно неправильно поняли! Это не я пошел к отцу, а о н послал за мной. Он все каким-то образом прознал в Сити — наверное, до него дошел какой-то слух... Отец всегда все знал. Он задал мне вопрос в лоб. Конечно, я сразу же признался во всем...

И все рассказал ему. Я сказал, что мучаюсь не столь из-за потерянных денег, сколько из-за потерянного в его глазах доверия.

Роджер судорожно сглотнул.

— Милый папа! Вы не представляете, как он был добр ко мне! Никаких упреков. Сама доброта. Я сказал, что не хочу просить помощи у него... Что хочу уехать, как и задумал... Но он даже слышать об этом не желал. И настоял на денежной помощи моей фирме.

— Вы хотите заставить нас поверить, что ваш отец намеревался оказать вам финансовую помощь? — резко спросил Тавернер.

— Конечно. Он дал письменные инструкции своим торговым агентам.

Кажется, Роджер заметил недоверие на лицах двух сидящих перед ним мужчин, потому что вдруг вспыхнул: