Леди. Быть настоящей в эпоху иллюзий

Многие высказывания императрицы покажутся сегодняшним читательницам апологией устаревшего патриархального порядка дореволюционной России. Однако главная мысль, которую она хочет донести, не столько в том, что мужчина и женщина имеют четко определенные роли, а в том, что подлинный семейный союз строится на ограничении эгоизма: «Нужно советоваться с женой о своих делах, своих планах… Может быть, она и не так, как он, смыслит в делах, но, возможно, сумеет предложить много ценного, так как женская интуиция часто срабатывает быстрее, чем мужская логика. Но даже если жена не может оказать мужу помощь в его делах, любовь к нему заставляет ее глубоко интересоваться его заботами. И она счастлива, когда он просит у нее совета, и так они еще больше сближаются».

Цитата свидетельствует о том, что в действительно гармоничном союзе никто не привязан и не принужден к своей роли.

СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ – ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО СОВМЕСТНОЕ РЕШЕНИЕ ЗАДАЧ, НЕРАЗРЕШИМЫХ В ОДИНОЧКУ.

И для достижения успеха в ней должны иметь место кооперация и разделение труда, а не эксплуатация человека человеком. В этом состоит, на мой взгляд, современный смысл слов Александры Федоровны о том, что до семейной жизни каждый человек несовершенен, а во время нее «две жизни связаны вместе в такой тесный союз, что это больше уже не две жизни, а одна». Семья – это способ взаимного совершенствования людей, предусмотренный при их сотворении: «Божественный замысел <…> в том, чтобы брак <…> делал жизнь и мужа, и жены более полной, чтобы ни один из них не проиграл, а оба выиграли».

Вот два разных взгляда, две разные логики. В первом случае – биологическая теория, во втором – религиозно-философский дневник. Вывод же один: семья – это живое целое, где близкие друг другу люди исполняют взаимодополняющие функции.

Возможно, я сейчас обману себя и оттолкнусь от лубочной мифологической картинки, но в традиционном, докапиталистическом обществе прошлого семья в каком-то смысле является смыслом жизни, а основное предназначение совпадает с личным. Усердие человека направлено на созидание для окружающих, а не только и не столько для себя. В этой системе мы сталкиваемся с закрепленными ролями кормильца и хранительницы очага – и это довольно нетрудно объяснить.

Дело в том, что в условиях аграрной (основанной на сельском хозяйстве) экономики семья, особенно большая, являлась залогом выживания – это первый и основной уровень человеческой кооперации. Поскольку младенческая и детская смертность была очень высока, детей рожали много. Окрепнув, ребенок быстро становился бесценным помощником в хозяйстве – вспомните «Крестьянских детей» Некрасова. В условиях индустриализации и урбанизации большая семья уже не необходима для выживания – формы кооперации иные, многие функции по жизнеобеспечению выполняются инфраструктурой города. В связи с изменением образа жизни и представлений людей о самих себе семья становится роскошью – ребенок в городе находится на родительском иждивении дольше.

Индустриальная культура более индивидуалистична, и, с одной стороны, это трудно считать недостатком. Так, именно благодаря распространению индивидуалистических ценностей появилось понятие детства и общество стало воспринимать ребенка как ребенка, а не как «недовзрослого». Еще сто с небольшим лет тому назад в России на предприятиях использовали детский труд. Но, с другой стороны, индивидуализм, возведенный в своего рода культ, и есть то, что превращает людей в вещи.

В 1970 году французский ученый Жан Бодрийяр написал об обществе потребления одноименную книгу, где высказал следующую интересную идею. Современная цивилизация, для которой со времен Французской революции одним из идеалов является равенство, пытается оценивать человеческое счастье посредством количественных показателей. Очень грубо говоря, если дать всем людям по X кг пищи, Y предметов одежды и т. д., то они будут счастливы, если дать меньше – будут несчастны.