Ленин. Человек, который изменил всё

Очень точно схватил современное ему использование понятия «интеллигенция» известный экономист и историк Михаил Иванович Туган-Барановский: «Интеллигент – отщепенец и революционер, враг рутины и застоя, искатель новой правды»⁴⁴. Интеллигенция, плотью от плоти которой был Ленин, в чистом значении этого понятия навсегда останется в оппозиции власти. И всякий раз ее оппозиционность будет по экспоненте возрастать в условиях либерализации режима, когда власть активнейшим образом атаковали за недостаточность усилий по либерализации и/или их неискренность. Российская интеллигенция в 1860-е годы насчитывала около 20 тысяч человек, а к концу столетия – более 200 тысяч, составляя 0,2 % населения империи. Однако именно это меньшинство во многом определит характер политической жизни России.

Чем русский интеллигент отличался от интеллектуала в западном понимании? Интеллектуал искал пользу, предлагал продукт своего труда и пытался его капитализировать. Интеллигенция искала справедливости. Интеллектуал всегда был, в худшем случае, нейтрален по отношению к государству, пытаясь использовать его в своих целях. И в этом смысле нельзя не согласиться с Бердяевым и в том, что «русская интеллигенция, хотя и зараженная поверхностными позитивистскими идеями, была чисто русской в своей безгосударственности»⁴⁵.

Одним из выводов было признание российской цивилизации как несостоятельной. Во множестве трудов известных представителей русской интеллигенции конца XIX – начала XX века можно было прочесть, что в России нечего охранять, нечего беречь, она бесплодна. Все это придало нашей интеллигенции черты не только антигосударственности, но и крайнего радикализма.

Откуда такие настроения? Может, от невыносимых жизненных условий, на которые интеллигенция неизменно жаловалась? Вряд ли. Она была слоем весьма тонким, достаточно привилегированным и необездоленным. Может, распространению антивластных настроений способствовала сама власть, не подпускавшая оппозиционных интеллигентов к административной деятельности, что превращало их в антисистемную силу? Да, и это было. Но настоящий интеллигент к этой деятельности не стремился, напротив, считал для себя зазорным служить ненавистному режиму.

Прогресс, демократия представлялись русской интеллигенции не как результат эволюционного развития и реформаторских усилий, а как естественное для человека состояние, стремление, реализации которых мешает только одно – самодержавный строй. В основе этого лежало весьма специфическое представление о человеческой природе. Петр Бернгардович Струве утверждал: «Интеллигенция выросла во вражде к государству, от которого она была отчуждена, и в идеализации народа, который был вчерашним рабом, но которого, в силу политических и культурных условий и своего, и его развития, она не знала»⁴⁶.

Американский историк Ричард Пайпс не без оснований подчеркивает: «В начале ХХ века в России не было предпосылок, неумолимо толкавших страну к революции, если не считать наличия необычайного множества профессиональных и фанатичных революционеров… Группы этих “делателей” революции и представляет интеллигенция»⁴⁷. В этой мысли есть огромная доля истины.

Как в те дни становились революционерами, рассказывал мне мой дед, Вячеслав Михайлович Молотов. Он говорил, что к революционной деятельности его подтолкнуло в первую очередь чтение художественной литературы. Традиционные для российской интеллигенции трогательная забота о «маленьком человеке», размышления о никчемности жизни, задавленной нищетой и чиновничьим произволом, искания лучшей доли бередили сердце, заставляли его кипеть возмущением против существующих порядков, звали на баррикады.

Но еще большее значение для мировоззрения российской интеллигенции имела трансплантация на русскую почву заимствованных идей, за которые хватались с наивностью неофитов. Западные абстрактные теории, интересные только самим философам, в России становились руководством к действию. Кого-то заинтересовали британская или американская модели, и этот кто-то стал либералом. А кого-то уже влекла еще нигде не опробованная социалистическая мечта.

Марксизм долгое время не пускал в России глубоких корней потому, что революционеры, которых разбудил Герцен, не могли до 1870-х годов обнаружить в России того самого рабочего класса, который, по мысли Маркса и Энгельса, должен был выступить основной движущей силой будущих революций. После этого начали появляться и первые рабочие союзы. В 1875 году – «Южнорусский союз рабочих», просуществовавший 9 месяцев до разгона полиции. В 1878 году – «Северный союз русских рабочих» во главе со столяром Степаном Николаевичем Халтуриным и рабочим Виктором Павловичем Обнорским.

На похоронах Карла Маркса 17 марта 1883 года присутствовало всего одиннадцать человек.

«Его имя и труд переживут столетия», – предрек Фридрих Энгельс в речи у могилы на Хайгейтском кладбище⁴⁸.