Личный трофей опального генерала-2

Кирсанов вполуха слушал болтовню родственников, любовался Санечкой, лежащей на высоких подушках. Смотрел, как мелкие завитки волос струятся вдоль висков, как румянец заливает белые щеки. Бек остановил взгляд на бледно-розовых губах. Моментально захотелось накрыть их своими. Почувствовать на вкус, ощутить привычную мягкость и мысленно улыбнуться в ту секунду, когда губы жены безропотно раздвинутся под напором его языка и пропустят захватчика в рот…

«Какой еще Красный Перец, — ухмыльнулся про себя Кирсанов. — Урою гада, пусть только появится», — мысленно ощерился он и, проводив гостей, улегся рядом с женой.

— Где ты был? — весело поинтересовалась Санечка, повернувшись к мужу и проведя пальцами по колючему ежику волос. — Я знаю, что такой вопрос не должна тебе задавать…

— В Никифоровку мотался, — доложил он устало. — Откопали мы с пацанами тот камень, об который ты головой шмякнулась. Ну хоть теперь понятно, почему гематома, — тяжело вздохнул он и, осторожно поцеловав жену в висок, добавил: — Виленский утверждает, что современные препараты быстро рассасывают подобную хрень. — И тут же перевел разговор в безопасное русло: — Алексей у нас выдумщик, Санечка. Весь в тебя. Вон как складно про собаку придумал.

— Ага, — пробормотала Санька и уже собралась рассказать мужу о родственнице и ее жуткой собачонке, когда в палату постучались. Кирсанова сейчас же сдуло с ее кровати. И вошедшая медсестра даже не заподозрила, что нарушила уединение парочки.

Санька подставила под капельницу руку и, пока медсестра вводила иглу в вену, наблюдала за мужем. Вот Кирсанов подошел к цветам, стоящим на подоконнике, клюнул носом в один букет, потом в другой, деловито поменял вазы местами. Видимо, по его разумению, они стояли неправильно. Затем достал из холодильника ужин, судочки с провизией, и так же засунул нос в каждый. Немного тошнило, и Саньке есть совершенно не хотелось. Но она прекрасно знала, что из ее мужа получилась отличная сиделка. Все по графику: уколы, капельницы, прием пищи и сон. Жизнь в больнице подчинялась особому распорядку. Да и сам Кирсанов не разрешит своевольничать.

«Насильно кормить, конечно, не станет, но уговорит», — хмыкнула про себя Александра и всмотрелась в лицо мужа, сидящего рядом на стульчике.

— Я тут случайно к могиле отца вышел, — насупился он. — Так там целый мемориал установлен, — поморщился он.

— А раньше никогда не был? — удивилась Санька. — Все-таки отец…

— Нет, — мотнул головой Кирсанов. — Ни я, ни сестры. Вся трагедия случилась из-за него. Он повинен и в собственной гибели, и в маминой смерти.

— И тебе нелегко пришлось, — пригорюнилась Александра.

Кирсанов увидел, как погрустнела жена, как у нее на глаза навернулись слезы, и тут же пресек неприятные разговоры.

— Что предпочитаете съесть на ужин, Александра Андреевна?

— Мне что-то совсем не хочется, — пробормотала она. — Может, просто чаю попить, и все.

— Так отвар шиповника Лара принесла. Сейчас налью из термоса. И бутер с икрой сделаю, — предложил Кирсанов и тут же метнулся к термопоту. Налил чашку темного напитка и, поставив остывать, занялся бутербродом. Санька с интересом смотрела, как муж мажет маслом кусочек батона, как ровным слоем укладывает красную икру, стараясь уложить как можно больше икринок на поверхности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

«Идеальный, — улыбнулась она про себя. — Самый лучший мужчина! Спасибо тебе, сестричка, что выбрала его для меня», — мысленно обратилась она к Дашке.

А когда муж сел рядом с подносом в руках, прошептала чуть слышно:

— Люблю тебя, Сережа.

— И я тебя, Санечка, — деловито заметил он, поднося к ее рту бутерброд. — Давай за меня, за Алексея…

Александра стоически прожевала бутерброд с солоноватой икрой, запила его сладким отваром.

«Интересно, а Кирсанов слышал когда-нибудь о несочетаемости продуктов? — про себя осведомилась она. — Наверное, нет. Детство сытым точно назвать нельзя, а потом училище и армия. Ешь, что дают!»

— Вкусно? — улыбнулся муж.

— Очень, — мяукнула она, мысленно отмечая, что никто и никогда так не носился с ней. Только мама, и то в раннем детстве.

— Сережа, а что ты почувствовал около могилы отца? Простил его? — внезапно осведомилась Санька и сама подивилась своему вопросу.

— Раздражение, Сань, — недовольно хмыкнул Кирсанов. — И ничего больше. Я не воспринимаю мучителя матери как своего отца. Знаю, как он выглядел. Фотки свадебные сохранились, но вот как родственника не воспринимаю. Только как врага.

— Что-то ты почувствовал в утробе матери, — просипела Санька, пытаясь скрыть слезы. Но разве можно спрятаться от всевидящего генеральского ока?

— Все, отбой, Санечка, — пробурчал он, выключая свет и ложась рядом. И Саньке внезапно подумалось, что не нужно вот так, на минорной ноте, ложиться спать. Все равно не уснуть, и мысли, злые и тревожные, заполонят сознание. Будут кататься в голове вдоль и поперек, начисто лишая сна.