В Эджбастоне, где разместился наш отряд, давно привыкли к арабским беженцам. Казалось, люди бегут от учения Пророка, а я из окна видел минарет. Когда раздался призыв муллы, мы достали ковры-намазлыки и приступили к молитве. Нас предупредили, что ради общего дела нарушить несколько запретов не считается грехом, но идти на такие жертвы не пришлось.
После Хафиз Иман наша сорокаметровая квартирка выглядела даже просторной. Мулла из школы рекомендовал провести вечер перед Подвигом в раздумьях и молитвах, но искренне это получалось только у Мишеля. Остальных мучило смутное беспокойство, отдалённо напоминающее сомнение. Ребята топили его в бесконечных чашках кофе, разрешённого в Британии.
Мишель от кофе отказался. Как только стемнело, он напомнил нам, что нужно выспаться, дабы с чистым сознанием встретить Создателя, а сам напялил кожаную куртку и ушёл. Разумеется, о своих планах он не распространялся.
Я допил очередную чашку кофе и лениво глянул на звёзды. Они мерцали в ночном небе тлеющими угольками, как толпа курильщиков на концерте рок-звезды. Захотелось курить, присоединиться одиноким огоньком к вселенскому шоу. В Британии даже табак был легальным. Я тоже снял с вешалки куртку, но уйти без объяснений не удалось.
— Куда намылился? — скорее для порядка спросил один из шахидов, но по угрюмому выражению его лица я понял, что отвечать придётся.
— За сигаретами, — небрежно бросил я.
— А как же чистота сознания? — с ехидцей добавил Марк.
— А ты девка, что тебя от курева развозит? — пошутил я, подозревая, что ребята тоже соблазнились на табачок. До арабской экспансии мы все были заядлыми курильщиками.
Под дружный хохот ребята достали остатки денег, и мне пришлось принять заказ на прощальный ужин. Ничего запрещённого, кроме кофе и сигарет, в основном сладости.
Недалеко от дома я наткнулся на подходящую лавку. Заправляли в ней два негра, судя по акценту, земляки-французы. Ребята были навеселе, поэтому долго искали нужные товары на своих полках. Особую сложность доставили консервированные персики: несколько жестяных банок затаились на верхней полке, и плохо справляющиеся с гравитацией негры были вынуждены воспользоваться стремянкой. Наверное, это испортило им настроение, ведь дать мне позвонить они отказались. Лишь десять фунтов «на чай» помогли вспомнить об общей родине на той стороне Ла-Манша.
А землякам нужно помогать.
Я быстро вернулся с покупками, чему обрадовались ребята. Мы уселись вокруг стола, разложили еду и принялись отмечать предстоящий Подвиг. Самыми вкусными в тот вечер оказались всё те же сигареты и кофе. Несмотря на советы Мишеля, мы наслаждались обжигающей «нефтью» и запретным дымом. Вскоре небольшая квартира утонула в табачном тумане.
Вернувшийся глубоко за полночь Мишель наше застолье не одобрил. Даже в сигаретном дыму было заметно недовольство на его лице. Но отчитывать нас Мишель не стал, не до того.
С собой он привёл какого-то парня. Нам показалось, что перед нами стоит братблизнец Мишеля, вернее, его двойник: та же кожаная куртка, коротко стриженые волосы, один рост и худощавость. Конечно, черты лица не совпадали. Особенно взгляд: затравленный, который бывает у ягнёнка перед бойней, в противоположность решительному взору Мишеля. А если присмотреться, то разницу выдавали разбитые губы и свежие кровоподтёки на лице. Но сходство несомненно.
Мишель не стал объяснять, кто этот тип, просто пристегнул его наручниками в ванной. А нам приказал не гневить Творца и ложиться спать. Мы послушно расстелили свои матрасы и улеглись на полу. Я и без объяснений Мишеля понял его замысел с двойником, и вплоть до самого утра пытался придумать, что делать с этим неучтённым фактором.
Мы проснулись с первыми криками муллы. После утреннего намаза все по очереди приняли душ и принялись за кофе. Странный двойник сидел за столом, обречённо разглядывая нас. Его лицо опухло не столько от гематом, сколько от непрекращающегося за ночь плача. Мы старались не обращать внимания на этого неудачника.
Во дворе стоял белый фургон. Как я и ожидал, Мишель не сел с нами, а затолкал в машину двойника. Куда мы едем, знал только водитель. По приезде его следовало отпустить, а дальше действовать согласно плану. Что делать с двойником, Мишель не сказал, видимо, счёл очевидным. За закрытыми дверьми фургона двойник подавленно смотрел на нас, но заговорить боялся.
Так же недружелюбно смотрел на пять страшных и одну помятую рожу полицейский на выезде с неспокойного района. Здесь недолюбливали «исламский сброд», резонно считая его виновником большинства беспорядков. Наш фургон был чист: ни бомб, ни гранат, только у водилы перочинный ножик. Но всё равно что-то тревожило полисменов.
— А с этим что? — указал полисмен стволом «узи» на побитого парня.
— Пить не умеет, — ответил Марк, словно извиняясь за младшего брата.
— Да, у нас — не у вас. С непривычки можно и опозориться, — понимающе усмехнулся полисмен; видимо, гордился легализацией алкоголя в Британии.